— Ты чего, так всегда и спишь без трусов? — вопрос прозвучал несколько грубовато, но Мариванна, увидев его голым и без наручников, машинально причислила его к персоналу дачи, а со своими можно было не церемониться.
Вместо ответа мужчина схватил ее за плечи железной хваткой и повалил на кровать. Его лицо приблизилось. Наступал волнительный момент. Мариванна слегка сопротивлялась, но больше для приличия.
Вдруг ее глаза расширились от ужаса. Вместо ожидаемого полового акта мужчина оскалился, обнажив черные длинные клыки. Они медленно, но уверенно и неотвратимо приближались к шее Мариванны, к тому месту, где едва заметно пульсировала сонная артерия.
— Нет! Отпустите меня! Я этим способом не хочу! Я позову на помощь! — воскликнула горничная в порыве возмущения.
Она хотела вырваться, но вид зубов словно загипнотизировал несчастную. Бедняжка пыталась царапаться и кусаться, но ее ногти и зубы не причиняли незнакомцу боли, а кожа его на ощупь была мертвая, холодная и твердая, как целлулоид, из которого делают куклы
Мариванна завопила изо всех сил. Ее охватил нечеловеческий ужас. Она почувствовала, как черные зубы вонзились в тело, и неожиданно покорилась и затихла. Кровь окрасила белую постель в красный цвет. Зигфрид, Черный магистр, епископ острова Тирон, жадно глотал яркую, теплую жидкость. Он довольно причмокивал, снова и снова погружая зубы в нежное загорелое тело горничной.
Голова Мариванны склонилась набок. Она испустила последний вздох, который Зигфрид сорвал с ее губ своим жадным ртом, — и умерла. Когда поток крови из горла бедной девушки прекратился, вампир последний раз провел рукой по ее роскошным формам и вздохнул. Пища уже закончилась, а жажда крови все еще не отступала после многих столетий голода и лишений на проклятом острове. Вампир поднялся с постели и подошел к окну.
Дневной свет не причинил ему обычной боли. Монах был слеп, но его мозг воспринимал окружающий мир в черно-белых тонах. Душа, позволяющая на основе осуществленного давным-давно ритуала жить его телу, руководила им из другого измерения.
Тело мумии было связующим звеном между миром живущих на Земле и бесконечно отдаленными и чуждыми всему человеческому мирами насилия и ужаса Зигфрид чувствовал, что его тело постепенно меняется: благодаря профессору он может выдерживать дневной свет. В нем проснулись смутные воспоминания о долгих и безрадостных годах на Тироне с их еженощными походами за едой, страшная жажда живой, теплой крови и легкое опьянение после обильной жатвы последних дней.
