— Да здравствуют победители великана!
— Да здравствуют спасители мальчика!
— Да здравствуют могучие и отважные рыцари, которые избавили нашу деревню от страшной напасти!
Ален озирался по сторонам. Такое поклонение ошарашило его. Он, воспринимавший как должное придворные лесть и низкопоклонство, никогда не встречался с таким количеством искренних восхвалений, причем заслуженных делом, а не саном.
С широкой недоверчивой улыбкой он поворачивался то к одному, то к другому…
Как вдруг одна деревенская девушка одарила его крепким и долгим поцелуем в самые уста.
Потрясенный до глубины души, он резко отдернул голову, но к этому времени девушка уже отступила, а ее место заняла следующая. Ален, взывая о помощи, посмотрел на Джеффри, увидел, как тот обнимает, губы к губам, еще одну красотку, и сдался. Что за беда в поцелуе? И разве девушек не обидит его отказ? Ведь он же не собирается оскорблять их чувства! Ален повернулся с намерением учтиво клюнуть деревенскую девушку в щечку, но у той были другие намерения, и поцелуй затянулся.
Так же поступила следующая пейзанка, и еще одна…
Наконец Ален умудрился оторвать губы, да что уж там, весь рот от последней поклонницы, и не поверил своим ушам, услышав, как мужчины по-прежнему славословят героев. Неужели ни один не возревновал? Неужели нет среди девушек, только что целовавших его, ни одной возлюбленной этих крестьянских парней? А еще он почувствовал, к изрядному своему удивлению, что получает от всего происходящего немалое удовольствие.
Его проводили к столу и усадили на почетное место. Прямо перед ним жарился на вертеле поросенок. Ален жадно вдохнул одуряющий запах, вдруг поняв, что умирает от голода.
И от жажды. Девушка вложила ему в руку кубок и прижалась ртом к его рту, и только теперь, как бы ни заблуждался на этот счет окружающий мир, язык ее огненной струйкой проник сквозь его губы.
Когда она наконец выпрямилась со счастливым смешком, принц, скрывая смущение, надолго припал к своему кубку. Там оказался свежий эль, крепкий и вкусный. Ален оторвался от кубка, чтобы перевести дыхание. Джеффри, посмеиваясь, хлопнул его по плечу:
— Пей до дна, друг мой, ты это заслужил.
И Ален пил, гадая, всегда ли так вкусен деревенский эль или только после подвига. Действительно, все его чувства словно обострились — девушки казались красивее, их щеки алее, глаза ярче и куда более манящи. Аромат жарящегося мяса был таким густым, что в него, казалось, можно впиться зубами, а волынки звучали куда пронзительней обыкновенного, заставляя ноги отбивать такт. Ален сделал еще один долгий глоток, а потом какая-то девчонка схватила его за руку и со смехом потянула со скамьи, еще одна вцепилась в другую руку. Они утащили его на зеленую лужайку и принялись отплясывать. Ален умел танцевать: он нередко наблюдал за танцующими на праздниках, а родители позаботились о том, чтобы он научился более церемонным па придворных балов. И теперь он начал медленно и неуклюже подражать движениям девушек. Потом в танец вступили другие пары, и он стал подражать юношам. У него получалось все быстрей и уверенней, он уже не крутил головой, а смотрел на свою партнершу. Глаза ее блестели, и когда она смеялась, зубы казались ослепительно белыми на фоне алых губ и языка. Ален замечал, как он все глубже и глубже погружается в водоворот танца; мысли его улетучивались, ощущения нарастали.
