— А разве в своих собственных интересах вы были добры к ним, когда от них отворачивались родные отцы?
— В некотором роде — да, — ответил Рамон и насупился, припоминая старые времена. — Мне нравилось болтать с ними. Мне нравилось смотреть на них, когда они невинно резвились, катаясь на санках с моим Мэтью.
Брат Игнатий беспомощно посмотрел на Химену:
— Сеньора, ваш супруг всегда так неохотно признается в собственных благодеяниях?
— Да, — улыбнулась Химена. — Он изо всех сил занимается самоуничижением, хотя в душе-то понимает, что им руководит Добро.
Рамон поспешил вмешаться, дабы показать, что он не согласен с женой. Он дал волю скепсису человека из двадцатого века и, обратившись к брату Игнатию, сказал:
— Однако в этом мире наверняка магические силы не зависят напрямую только от Добра или Зла! Может быть, тут все дело в столкновении интересов? Может быть, то, что мы считаем правым, расходится с мнением наших врагов, и все?
— Он не желает расписываться в собственной добродетельности, — заметил брат Игнатий, обратившись к Химене. — Помните, сеньор, что именно здесь пролегает граница между истинным и ложным смирением, где смирение перестает быть добродетелью и граничит с дерзостью.
— Не хотите ли вы сказать, что в этом мире Добро и Зло буквальны? — въедливо поинтересовался Рамон.
— «По плодам их узнаете их», — процитировал брат Игнатий Священное Писание. — Я мог бы привести вам множество примеров, но давайте рассмотрим самый худший: вспомним первого человека, поставившего на колени священный Рим: кочевника Татали, возглавлявшего войско, где воины находились во власти злого колдовства. Это конное войско бурей промчалось по Центральной Азии, проскакало в обход Кавказских гор, оставляя после себя ограбленные, сожженные земли, совершая насилие и жестокость на каждом шагу. Они шли по трупам, они убивали и насиловали ради собственного удовольствия и получали радость, не только участвуя в жестоких забавах, но и наблюдая за ними, наслаждаясь муками тех, кого они пытали, и принося своих пленников в жертву злобному божеству, которому поклонялись. Судя по описаниям, это божество очень напоминает самого Сатану.
Рамон поежился, но, вспомнив гуннов из своего мира, возразил:
— Они были обмануты! Они шли за предводителем, который твердил им, что победа — превыше всего и что их богам угодна жестокость!
— Истинно так! — подхватил брат Игнатий. — Вы уловили самую суть! Сатана избирает некоторых людей, они поклоняются ему, а он лжет и корчит из себя защитника, а затем помогает им совращать и обращать в свою веру сотни и тысячи. И эти сотни и тысячи идут за такими людьми, но это бы не удалось Сатане, не будь в сердцах людских желания творить зло!
