— Убери меч, пусть ничто не разделяет нас и ничего не будет между нами.
Ртуть стала разворачивать лошадь, но та упиралась, словно чувствуя, что за спиной у нее существо необычной, неземной породы.
— Сейчас мы встретимся клинком к клинку и пусть он выбьет у меня оружие из руки, если сможет!
Однако неведомая сила удерживала ее, пытаясь повернуть лицом к нему, всеми фибрами души крича в ней о любви. Как она ни противостояла этому, голова, тем не менее, упрямо поворачивалась. Хотя внутренний голос кричал тревожно:
«Опасность! Убегай, пока не поздно! Уноси скорее ноги! Не подпускай его, или ты никогда уже не сможешь полюбить человека!»
Когда голова Ртути все-таки повернулась, перед ней снова появилась сорока — но в этот раз клюв ее не был распахнут от смеха — в нем было два больших катышка. Вспрыгнув ей на руку, она выбросила содержимое клюва на ладонь.
— Что это?
— Шерсть, мадемуазель!
— Шерсть?
— Это очески из шерсти самой красивой овечки!
Заткните ими уши, и вы больше не услышите соблазнителя, не услышите его льстивых уговоров, он потеряет власть над вами и вы будете свободны, без труда избежав его чар!
Трясущимися руками Ртуть заткнула уши комочками шерсти тонкорунной овцы — и голос ганконера немедленно стих, превратившись в невнятное бормотание, едва слышное сквозь удары пульса в голове.
Сорока снова по-птичьи ухмыльнулась, и, взмахнув крыльями, была такова. Через несколько секунд она вернулась, вертясь рядом с Корделией. Ртуть закричала ей:
— Быстрее! Заткни уши этими шариками, они освободят нас от чар!
Ганконер уже повернулся к Корделии, умоляя ее не сдерживать желания, но та ловко воткнула затычки в свои прелестные ушки, которыми он заклинал слушать его и подчиняться ему. На лице Корделии тут же появилось облегчение. И в третий раз сорока, появившись неведомо откуда, выпорхнула перед Алуэттой, которая немедленно взяла затычки и употребила их по назначению.
Голос за ними, превратившийся в настойчивый бубнеж, вскоре стал приобретать угрожающие интонации — мольбы и уговоры сменились угрозами и проклятиями, а затем — воем отчаяния. Но девушки уже не прислушивались к соблазнителю девичьих сердец. Без остановки они домчались до края долины и вступили в лес, полный сосен и болиголова.
Здесь Ртуть вытащила затычки. Осмотревшись по сторонам, она закричала:
— Спасибо, сорока! Мы тебе многим обязаны и надеемся отплатить тем же!
Корделия уставилась на пару маленьких комочков у нее в ладони и печально произнесла:
