Земляки приняли меня радушно, тем более что у меня имелись рекомендательные письма к весьма авторитетному среди них герру Зонненбергу, преуспевающему торговцу, чьи родственники в Айзенахе смогли убедиться в моем таланте искусства врачевания. Я застал его в каменном здании гостиного двора в Китай-городе, где шла бойкая торговля немецкими товарами. Тесная комната, служившая купцу кабинетом, была завалена толстыми книгами для учета товара.
– Вы лютеранин, герр Эрлих? – посмотрел на меня Зонненберг строго и с некоторым напряжением, и я увидел на самом видном месте в его конторке затертую от постоянного чтения Библию.
– Да, конечно.
– Это очень хорошо, – расслабился он и расплылся в улыбке. – Надеюсь, вы будете добрым прихожанином… Кроме того, католиков в России не любят… И русских можно понять, – в его глазах мелькнули немножко фанатичные искорки. Как я успел узнать, раньше он был священнослужителем и к делам веры относился очень серьезно, не давая покоя в этих вопросах моим землякам. Его стараниями был отстроен недавно новый лютеранский храм…
Зонненберг…, Возможно, первое ощущение обманчиво, но он мне сразу понравился. Мне он показался забавным и безвредным чудаком. Высокий, какой-то узкий и длинный, как шест, с застывшей на лице неизменной улыбкой, внимательный, знающий все обо всех, он, узнав о цели моего визита, взял меня крепко под локоть и, улыбнувшись еще шире, провел в свои покои, где, в ожидании слишком обильного для наших краев обеда, тут же начал вываливать на меня местные сплетни, в которых, понятное дело, я пока разобраться не мог.
Как я понял, дела у герра Зонненберга шли хорошо и он был вхож в дома московской знати. Так что он пообещал ввести в достойный круг и позаботиться о моей клиентуре.
И точно, слово его с делом расхождения не имели. Он помог мне снять небольшой каменный дом в спокойной части города, где, по его словам, проживает несколько наших земляков – в основном купцов и мастеровых. Он же свел с моим первым в Москве пациентом.
– Я знаю одного человека, который будет счастлив вас видеть, как родного отца, которого искал с детства, – усмехнулся Зонненберг.
– Почему? – спросил я. – Он настолько болен?
– Увидите…
Бауэр действительно был необычайно рад мне. Не то чтобы он обнаружил во мне какие-то громадные человеческие достоинства. Просто он болезненно не доверял, а в присутствии рядом квалифицированного знатока лекарского дела нуждался как в воздухе. Он жил неподалеку от монастыря у Спаса на Всходне… имел лошадиное лицо, крупные желтые зубы и мощные широкие плечи. Он был чрезвычайно горд тем, что его дом стоял на том самом месте, откуда, по стародавнему преданию, началась Москва.
