— То-то еще неизвестно. Ешь себе кавун, Маркушка… И как бог даст!
Бугай снова стал очень серьезен. Он нахмурил брови и стал прислушиваться.
— Слышишь, Маркушка?
— Что-то не слыхать, дяденька!
— Значит, конец стражению! — прошептал строго Бугай.
С судов на рейде пробили шесть склянок.
— Едем! — сказал Бугай.
Он отвязал конец, прикрепленный к рыму на пристани, отпихнул шлюпку, сел на среднюю банку, взял весла и приказал Маркушке сесть на сиденье в корме, на руль.
— Умеешь править? — строго спросил яличник.
— Пробовал, дяденька! — ответил Маркушка и самолюбиво вспыхнул.
— Не зевай… Рулем не болтай. На дома держи… Вон туда… Видишь? — сказал, указывая корявым указательным пальцем на белеющееся пятно построек на противоположном берегу.
— Вижу, дяденька! — несколько робея, промолвил Маркушка.
Бугай поплевал на свои широкие, мозолистые ладони и стал грести двумя веслами.
Он греб как мастер своего дела, ровно, с небольшими промежутками, сильно загребывая лопастями воду.
И шлюпка ходко шла, легко и свободно разрезывая синеющую гладь бухты играющей рябью.
Проникнутый, казалось, ответственностью своей важной обязанности, Маркушка, необыкновенно серьезный и возбужденный, с загоревшимися глазами, устремленными вперед, вцепившись рукой в румпель, правил, стараясь не вилять рулем и видимо довольный, что нос шлюпки не отклонялся ни вправо, ни влево.
Рулевой и гребец молчали.
По временам Бугай вглядывал назад, чтоб проверить направление ялика, и удовлетворенно посматривал на серьезного маленького рулевого.
И на середине бухты проговорил с легкой одышкой:
— Молодца, Маркушка! Ловко правишь!
Маркушка зарделся.
В эту минуту он чувствовал себя бесконечно счастливым.
— Встречные шлюпки оставляй влево…
— Есть! Влево! — ответил Маркушка, перенявший обычный матросский лаконизм служебных ответов от отца и других матросов.
И, когда встретил вблизи ялик, Маркушка осторожно переложил руль, и ялик, полный пассажирами, прошел в расстоянии сажени.
— Бугайка! — крикнул яличник. — Солдаты подходят… Раненые!.. Сказывают, француз одолел!
Бугай нахмурился и налег на весла.
Когда шлюпка пристала, несколько яликов, полные солдат, отваливали.
При виде того, что увидал на Северной стороне Маркушка, сердце его замерло.
И он с ужасом воскликнул:
— Дяденька!!
— Видишь: раненные французом! — сердито сказал Бугай.
— А он придет?
Старый яличник не ответил и проворчал:
— И что смотрит начальство! По-ря-дки!
Большое пространство берега перед пристанью было запружено солдатами в подобранных и расстегнутых шинелях. Они были без ружей, запыленные, усталые, с тревожными и страдальческими лицами. Словно испуганные овцы, жались они друг к другу небольшими кучками. Большая часть сидела или лежала на земле. Тут же скучились телеги и повозки, переполненные людьми. Никакого начальства, казалось, не было.
