Дверь не открывалась, он знал, что её петли были запечатаны там, где сталь стала мягкой и слитной. Он бился в дверь и звал на помощь. Один из газовых рожков ранил его, горячее стекло прорвало одежду и кожу. Словно огромный сфинктер, открылся иллюминатор, и его вынесло наружу, как будто сильным ветром.
Он подумал, что его выбросит в бушующее море, и он утонет. Но его швырнуло, как снаряд, через изорванную ветром ночь и несло милю за милей через шторм, хлеща и стегая каплями дождя, которые жалили бы как пули, если бы он не впал в ледяное оцепенение, предохраняющее от ощущений, от мыслей, от снов… пока он, наконец, не опустился к улицам города.
Появились призрачные волки, и он бросился бежать.
«Париж, — подумал Дэвид, выловив информацию из потока бессвязных воспоминаний. — Это Париж. Это Адам Грей, предпочитавший имя Уильям де Лэнси. А убитая женщина, уничтоженная этой ужасной, жадной магией…
Это Сфинкс, создание Баст.
Сфинкс уничтожена!
Неожиданно, одинокий и лишенный тела в пустынной темноте, Дэвид Лидиард почувствовал, как ужасающий страх растет внутри него. Ангел, которую он называл Баст, создала Сфинкс, и если Сфинкс заманили в ловушку и убили. Возможно, не уничтожили совсем, учитывая, что её породу очень сложно уничтожить, — но как минимум приговорили к такому же долгому сну, как тот, в который иногда впадают оборотни. Но это значит, что Баст действительно ввязалась в смертельную схватку!
Де Лэнси, если можно верить тому, что видел Дэвид, спасся. Но де Лэнси был самым незначительным инструментом Баст, не стоило труда его убивать — хотя, возможно, он до сих пор был в опасности. И то, что он нашел сэра Эдварда, увеличивало опасность.
Дэвид не мог не задуматься о том, что баланс судьбы нарушен не в пользу его заносчивой госпожи. Вполне возможно, что потенциальная богиня, выбравшая Дэвида своим невольным оракулом, проигрывает сражение.
«Я не знаю, мертва ли Сфинкс, — сказал он про себя. Он бы сказал это вслух, если бы мог говорить. — Это мог быть ночной кошмар, а не воспоминание о реальном событии. А может, то была иллюзия, но тогда к ней все равно стоит присмотреться. Пока что я не могу сказать, что знаю правду».
Сэр Эдвард мог бы гордиться педантичностью своего зятя, но Дэвиду не удалось долго сохранять свой скепсис, потому что снова возник свет, и зрение вернулось к нему.
Увы, понял он с мучительной неприязнью, это чужое зрение, а не его собственное. Его суматошной одиссее ещё не было позволено завершиться.
