. Такого рода поэзия процветала у арабов и в последующие эпохи
(36).
Подобно скальдам, арабские языческие поэты сочетают примитивную воинственную тематику, характерную для общества, в котором кровавый обычай родовой мести стоит в центре внимания, с изощренностью формы. Гипертрофия формы продолжает жить и в оценках позднейших арабских антологов и критиков, которые всегда наибольшее значение придают совершенству формы, метрическому и словесному искусству (37). При этом любопытно, однако, что подобно скальдической драпе, арабская касыда сочетает техническое мастерство и трафаретность содержания с крайней примитивностью композиции, представляя собой как бы сочетание «нанизанных жемчужин» (38).
Как поэзия скальдов казалась многим европейским литературоведам явлением противоестественным, так вызывала удивление и древнейшая арабская поэзия. «Именно у этих диких, ведущих изобилующую опасностями разбойничью жизнь детей пустыни, а не у городских жителей, – говорит Шак, – поэзия нашла свою родину; и удивительным образом именно у них достигла она развития, которое по рафинированному изяществу языка и тщательному соблюдению вычурнейшей метрики не было превзойдено ни в одну эпоху утонченной культуры». И дальше: «С одной стороны, дикие страсти варварской эпохи, жажда убийства и мести; с другой – изощренность речи, вычурная изысканность выражения, как будто стихотворение написано для иллюстрации главы из грамматики. Каким образом было возможно, что беспокойно рыскающие воины, которым ежедневно угрожала смертью бесплодная почва и мечи врагов, уделяли технической стороне поэзии такое внимание, которое свойственно обычно только очень передовым культурным эпохам? Подобное явление является исключением в мировой литературе» (39).
К. Бурдах, ссылаясь на то, что самобытность доисламской арабской поэзии удивляла еще Гете, говорит по поводу этих слов Шака: «Я, с точки зрения сравнительного литературоведения, делаю отсюда единственный допустимый вывод: такое явление, которое противоречит всему нашему опыту в области истории поэзии, не может в действительности существовать» (40). Бурдах хочет этим сказать, что доисламская поэзия не могла быть самобытной и следовательно должна была быть продолжением более древней, эллинистической или другой культурной традиции. Совершенно аналогичные соображения заставляли С. Бугге и других сомневаться в самобытности или подлинности древнейших скальдических стихов.
