Размышляя так, Габриэла подошла к окну своей крошечной комнаты и отдернула шторы. Ее лицо отражалось в темном стекле, за которым кружилась легкая метель и мерцали городские огни, но она видела перед собой только лицо Джо. Оно вставало перед ней как живое, и Габриэле захотелось поцеловать его. Она очень хорошо помнила эти голубые глаза, эту широкую улыбку, пушистые, как у женщины, ресницы и теплые губы, поцелуи которых она все еще ощущала на своей коже. Но когда Габриэла подняла руку, чтобы коснуться Джо, ее пальцы уперлись в холодное стекло, за которым падал снег и качалась под ветром ночная мгла.
И Габриэла внезапно поняла одну важную вещь. Джо оставил ее, но она не умерла. Она снова выжила и намерена была жить дальше. Но, главное, впервые за свои двадцать три года она смотрела в будущее не со страхом, а с надеждой.
За два дня до Рождества Габриэла зашла в большой книжный магазин на Третьей авеню, чтобы подыскать подходящий подарок для профессора Томаса. Ей хотелось купить ему книгу, которой еще не было на переполненных полках в его крошечной квартирке.
С поисками нового места она решила подождать. После рождественских каникул будет больше шансов найти подходящую работу. Тем более деньги у нее были. Баумы полностью рассчитали ее и даже выдали небольшую премию, к тому же еще в прошлом месяце Габриэла сумела отложить некоторую сумму, чтобы заплатить за пансион. Но сейчас она решила, что имеет полное право ее потратить. Правда, чек из «Нью-йоркера» еще не пришел, но Габриэла ожидала его в самое ближайшее время. По ее расчетам, тысячи долларов должно было хватить ей месяца на два. Неужели за это время ей не удастся найти себе новое место?
Подарки соседям по пансиону Габриэла уже купила. Стараясь представить, кому что понравится, она приобрела очень удачные вещицы. Миссис Розенштейн получила полфунта красивой шерстяной пряжи, мадам Босличкова — набор ниток и иголок, остальным тоже достались премилые сувениры. А что касается Стива Портера, Габриэла сочла, что знает его недостаточно хорошо, и нечего дарить ему.
Ей очень хотелось послать какой-нибудь подарок матушке Григории, но она знала, что настоятельница его не примет. Габриэла была уверена, что настоятельница любит ее по-прежнему. Но монастырская этика запрещала настоятельнице как-либо общаться с изгнанной из обители послушницей. Габриэла решила, что, когда ее рассказ будет опубликован, это само по себе доставит радость матушке Григории. И возможно, удастся отправить настоятельнице номер «Нью-йоркера», не накликав на нее неприятностей.
