Было время, и Мишель Монтень писал:
Вот уже много лет, как все мои помыслы устремлены на меня самого, как я изучаю и проверяю только самого себя, а если и обращаю взор на что-либо иное, то лишь для того, чтобы приложить это к себе.
В Средние века представить что-либо подобное просто невозможно. Никакой психологии вы здесь не найдете.
Универсум сверкает тысячью красок. Он манит настолько, что времени копаться в себе просто не остается. Да и сами индивидуальные мыслители столь поверхностны, настолько недалеко ушли от материнского чрева массы, племени, что еще не способны на малейшее самоуглубление.
«Верхи» лишь вчера отделились от «низов». Тем не менее сами «низы» никуда не делись. Традиционность, полуфольклорность, ритуализированность — все это по-прежнему присутствует в культуре рассматриваемого периода.
Эти черты можно заметить в культуре тысячелетней давности — можно найти их в сегодняшней культуре. Эти черты вообще вечны. У подобного уровня нет развития — он просто есть.
Еще в XIX—XX веках фольклористы и этнографы вживую наблюдали в карельских, кавказских, сибирских, балканских деревеньках то, что в Париже, Каире или Киото перестало быть доступным наблюдению в момент появления индивидуальных авторов. По-прежнему устное, по-прежнему анонимное, по-прежнему насквозь традиционное творчество.
Говоря о культуре «Темных веков», я перечислял застывшие «основные черты». Теперь же описываю процесс. Низовой уровень остался прежним, однако сквозь него, как сквозь слой прошлогодних листьев, начали пробиваться ростки совершенно иного.
Век от века «иное» менялось. Именно его движение формировало «климат эпохи».
На первых порах заметить перемены довольно сложно. Все отличие новой эпохи от предыдущей состояло в том, что в нескольких монастырях впервые после долгого перерыва сдули пыль с нескольких древних фолиантов.
Если в начале рассматриваемого периода все культурные люди континента могли без труда уместиться за одним столом, то точно так же дело обстояло и к концу периода — только столов потребовалось бы больше.
В Европе вместо одной Академии Карла Великого появилось несколько ей подобных. Одна в Германии у Оттонов, одна в Кентерберри, у тамошних епископов. Одна в Риме, одна в Осло, одна в Киеве.
Теперь культура уже не умрет. Она сможет развиваться и принимать все новые формы.
