Он выключил в прихожей свет и прошел в столовую с твердым намерением выпить чего-нибудь конкретного. В полумраке кухонное оборудование живо перемигивалось зелёными и красными огоньками. Возможно, холодильник хвалился микроволновке деликатесами, хранящимися в его ледяных владениях, а та в свою очередь пыталась объяснить, почему не любит, когда в неё запихивают сырые яйца… Фрэнк в задумчивости остановился возле холодильника, тот моргнул зелёным глазом и, казалось, замер в ожидании. В следующее мгновение Фрэнк сильно пожалел, что вырубил систему автоматического управления освещением. Краем глаза он заметил движение. Послышался едва различимый шорох.
В столовой присутствовал посторонний!
Прежде чем Фрэнк успел что-либо сообразить, хриплый мужской голос тихо процедил:
— Стоять! Пристрелю!
И в шею ему уперся твёрдый, холодный ствол…
Ник шагал размашистой походкой, легко перепрыгивая попадавшиеся на пути лужи. При таком темпе до его дома было не более пятнадцати минут ходу. Воздух был прозрачен и свеж. Небо уже полностью очистилось от туч. Гроздями высыпавшие звезды казались неестественно яркими.
Далласом овладело хорошо знакомое ему настроение, которое он называл «чувством здоровой злобы». «И чего это я раскис, — думал он, — какие вообще ко мне могут быть претензии? Возможно, немного переутомился, но на то и отпуск, чтобы восстановить силы. С завтрашнего дня займусь физической подготовкой по усиленной программе, и все болезни, страхи и сны растворятся сами собой! А СКБ! Что СКБ? Пошли они на хрен! Не может у них быть на меня ничего конкретного. А всё остальное пусть засунут себе в… архив! Если больше заняться нечем».
Подходя к дому, Ник не удержался и, против обыкновения, глянул в сторону почтового ящика. Тот был мокр, жалок и пуст. «Так-то». Одним прыжком преодолев трёхступенчатое крыльцо, Ник набрал код замка и ощутил некоторое сожаление по поводу того, что внутри его никто не ждёт. Вошёл. В прихожей вспыхнул свет. Снял мокрые ботинки, отправил их в шкафчик. Поискал глазами шлёпанцы, которые, уходя, поленился определить на место. И оцепенел…
Вообще-то Даллас обладал отличной зрительной памятью. Помимо его воли, в голове с фотографической точностью фиксировалось много чего, что было, в принципе, на фиг не нужно, но, по тем или иным причинам, привлекло его внимание. Поэтому он прекрасно помнил, как именно лежали брошенные на полу шлёпки. Теперь же они располагались совсем иначе…
