* * *
Я наконец-то дождалась, когда Прасковья вновь пришла навестить меня.
— Бабушка, мне очень плохо.
— Ну и что? Меньше на сеновал лазить будешь.
— Я очень сильно расшиблась, — продолжая я, старательно игнорируя грубость Прасковьи, — мне срочно нужен врач. Пожалуйста, вызови кого-нибудь.
— Разбежалась вверх ногами! Врача ей подавай! Да ты здоровая, как кобылка-трехлетка, на тебе пахать и пахать. А то, что на всю голову ушибленная, так ты всегда дура дурой была.
— А если я умру? — бросила я пробный шар. Умирать я, разумеется, не собиралась, но узнать мнение Прасковьи было интересно.
— Ну, и невелика потеря. Ладно, хорош тут огород городить. Я тебе пожрать принесла. Лопай, давай, а то и вправду коньки отбросишь.
— Мне не хочется. Только пить, если можно.
— Я сказала — жрать, значит, бери и жри! — угрожающе близко подошла ко мне Прасковья. — Или хочешь, чтобы я тебе еду собственноручно в глотку запихала?
— Нет, — насколько было можно отодвинулась я от страшной старухи.
— Тогда лопай. Ну, я жду!
Пришлось приподниматься на подушках, устраивать свой бренный и склонный к тошноте организм в более-менее вертикальное положение, а потом давиться невкусной и почти несоленой овсянкой, явно приготовленной на воде. Боже мой, какая мерзость! Неужели я всю жизнь ела эту гадость?
Пока я запихивала в себя плохо приготовленную размазню, Прасковья стояла рядом и не сводила с меня глаз. Сочтя, что порция овсянки сполна компенсирует мое любопытство, я отважилась задать еще один вопрос:
— А где мои родители?
— Подохли, — равнодушно повела Прасковья плечами.
— Когда?
— А как тебя выродили, так и подохли.
— Значит, я здесь воспитывалась?
— А где ж еще? Кому ты еще нужна, кроме родной бабки? Ну, все, хорош базарить, давай, отдыхай. Завтра ты уже должна быть на ногах.
Сделав столько оптимистичное заявление, Прасковья забрала жестяную миску с остатками каши и удалилась. А я принялась осмысливать полученную информацию.
Моя родная бабка меня не любит. Это факт. Интересно, почему или за что? Что я успела такого натворить, чтобы заслужить нелюбовь в столь крупных размерах? Или все дело в моих родителях? Про тех, кого любили, не говорят «подохли». Да и отказ Прасковьи вызвать мне врача о многом говорит. Похоже, ей все равно, что со мной будет. На самом деле все равно.
И все-таки интересно посмотреть на тех, кто дал мне жизнь. Может, хоть так я узнаю что-то о себе? Должны же быть у Прасковьи хоть какие-нибудь фотографии тех лет! В следующий раз обязательно спрошу об этом. Да, и я по-прежнему не знаю, как называется населенный пункт, в котором я нахожусь. Даже не знаю, сколько в нем жителей. Совсем забыла поинтересоваться. Хотя что-то во мне говорит, что Прасковью не радуют мои расспросы. Хотя, какое мне дело до того, нравится ей это или нет. Я должна знать, кто я такая, и точка. А поскольку кроме Прасковьи расспросить мне об этом некого, значит, буду спрашивать ее.
