Омела и меч | страница 25



— Триновантам полезно будет это увидеть, — постоянно твердил Кат Гектору. — Наглядный урок. Позже я проучу их в Колчестере — они очень небрежны в поклонении храму нашего божественного Клавдия.

— Ужасающе небрежны, возлюбленный хозяин, — подхватил Гектор, умудряясь кланяться, пока он рысил рядом с носилками. — Да, — триновантам будет полезно услышать, как ты сломил дух иценов.

Кат дернул себя за мочку уха.

— Эта Боадицея… она так и не издала ни звука… ни когда, мы секли ее, ни после, когда я великодушно позволил ей убраться в собственные комнаты с ее глупыми, скулящими девками. Можно подумать, они так уж серьезно пострадали!

Квинт потянул уздечку Ферокса, и, к глубокому изумлению, услышал собственный голос.

— А твоя милость не согласилась бы с тем, что это серьезное несчастье, если бы твой дом разграбили, твоих родственников обратили в рабство, тебя бы публично высекли, а твоих дочерей обесчестили?

Кат дернулся и уставился на молодого человека на высоком черном жеребце.

— Ты говоришь, как предатель! Эти варвары не могут чувствовать, как римляне! — Прищурившись, он добавил: — Ты разочаровал меня, Квинт Туллий Пертинакс. Я наблюдал за тобой. Служба без усердия, лень — а теперь еще и наглость. Я надеялся ускорить твою карьеру, возможно, поставить тебя во главе своей личной гвардии. Но раз так, я прослежу, чтобы тебя немедленно вернули в твой легион, где, надеюсь, легат Петиллий Цереалис заставит тебя пообтесаться.

— Слушаюсь, — почтительно сказал Квинт, и, попридержав Ферокса, отъехал к обозу, где постарался скрыть свою радость от других солдат, которые были довольны выпадением из милости римского выскочки. Они расположились на ночь на берегу реки Стур, где проходила граница между иценами и триновантами. Там стоял жалкий РИМСКИЙ форт, в котором Кат решил заночевать, а не спешить оставшиеся несколько миль до Колчестера. Его рабы сразу же приступили к обычным занятиям. Они разогрели воду и ароматные масла для ванны прокуратора. Приготовили ему роскошную постель, и возлежа, он поедал деликатесы, коих требовал даже в глуши — маринованных угрей, жаворонков в меду, пироги с маком — все сдобренное добрым кувшином галльского вина. Квинт увидел это пиршество, когда проходил мимо помещения, где располагался прокуратор. Да пошлет ему Гинея несварение желудка, ядовито подумал он, взывая к богине здоровья.

Гвардии приходилось довольствоваться обычным походным рационом — пшеничными сухарями и сушеной рыбой, сегодня разбавленными вареной бараниной из иценских запасов. Квинт обошел форт и взглянул на шестерых пленников, сидевших на земле — молчаливых, с пустыми глазами. Их крупные светлые головы были бессильно опущены на грудь. Кровь струилась из порезов, натертых железными ошейниками.