— Ничего. Это не имеет значения, — ответил он и взглянул так, словно хотел побыстрее от меня отделаться. — Она была недовольна услугами этого банка и перед отъездом сказала, что собирается открыть счет в другом.
— По-видимому, она этого не сделала, а это уже имеет значение. В момент исчезновения она располагала приличной суммой.
— Да, действительно.
Снова молчание. Разумеется, именно я должна была его нарушить, и предлогов для этого было предостаточно, но я искала какой-нибудь особенный.
— А почему вы думаете, что она жива?
— Я не сентиментален, сеньора Альвальяй, но буду думать так, пока мне не докажут обратное. Конкретнее — пока не найдут ее труп.
Ну что ж, сказала я себе, по крайней мере, он называет вещи своими именами. Я снова пошла в наступление:
— А не подсказывает ли вам интуиция, что с ней могло случиться?
— Обычно я стараюсь не руководствоваться интуицией, но иногда… Ладно, признаюсь: порой мне на ум приходит герилья.
— Герилья?!
— Мне кажется, ее похитили.
— Теперь, когда дона Томаса нет, можем мы поговорить откровенно?
— Конечно, Хеорхина. То, что вы расскажете, наверняка поможет понять случившееся.
Мы сидим в кабинете К.Л.Авилы. По-видимому, это единственное место в доме, которое действительно ей принадлежало, хотя это пристанище никак не ассоциируется с образом писательницы. Я чувствую себя очень удобно среди индийских подушек и дешевых ковров. Кресло, где пристроилась Хеорхина — теперь на краешке сидит она, — кожаное, но старое, потертое. Несгоревшая горстка ладана на маленьком деревянном подносе среди нескольких канделябров с какими-то изображениями и широкими основаниями; судя по опоясывающему их воску, свечи когда-то зажигали. Вещи кажутся живыми, их явно поставили здесь не как декорацию. Огромное мексиканское древо жизни цвета глины — главное украшение комнаты. Взгляд задерживается на фигуре дьявола, который с усмешкой следит за змеем, обвивающим ствол, словно страстный любовник; Каин и Авель борются за пальму первенства с Адамом и Евой — те убегают, прячась за листвой, а вслед им ухмыляется череп. Я отгоняю воспоминания о стране, которую так хорошо знаю, сейчас не время воскрешать живописные образы Мексики, где религией является смерть.
— Хотя это и нехорошо, но, по правде говоря, я никогда не считала сеньору Кармен своей хозяйкой.
— Почему?
— Потому что хозяйка должна уметь приказывать, поставить себя так, чтобы ее уважали. А для нее дом ничего не значил. Вечно торчала в этой комнате… Знали бы вы, какой запах бывал тут по утрам, когда я открывала окна. Сколько сигарет она выкуривала — одному Богу известно!
