Доплер устраивал по нескольку боев с тематическими сценариями в день, перемежая их с изнурительными кроссами, занятиями по тактике и рукопашному бою, стрельбами. Все это сопровождалось его непрерывными понуканиями, окриками, «бодрящими» речевками из сержантского репертуара, постоянной язвительной критикой. Что характерно, муштры, как таковой, не было совсем, унизительных и грязных хозработ или сторонних «припашек» тоже. Для санкций за нерадивость и наказаний за провинности применялись меры сколь мучительные, столь и обучающие. Например, один изрядно борзый по жизни тип, по имени Мэллоун, как-то, умаявшись на рукопашке, скептически высказался насчет ее полезности в современном бою, когда рулят крутые пушки. На его беду, умника услышал Доплер, который вообще имел талант неожиданно возникать рядом. Сержант быстро надел костюм, велел Мэллоуну взять автомат с имитатором выстрела:
– Я твой пленник, доведешь меня вон до той стенки и пристрелишь. При попытке побега – также стреляй на поражение, но не раньше. Это, как ты знаешь, очень больно. Симулятор моего костюма включен на «норму», как и у тебя, хочешь – одень и проверь. Небось, мечтаешь это сделать в реальности, а? Ну, пошли – мечты сбываются...
Не успели сделать десяток шагов, как инструктор едва уловимым движением сместился в сторону, развернулся, приблизившись, отвел от себя ствол оружия, одновременно перехватывая его, ударил конвоира ногой под колено, выкрутил автомат и так заехал противнику прикладом в живот, что бедолага, скрючившись на полу, успел выблевать значительную часть завтрака, прежде чем датчики шлема не открыли маску, и симулятор не прекратил мучения жертвы. А Сержант как ни в чем не бывало, объяснил группе, что и как он проделал, а также ошибки Мэллоуна и как на его месте надо было. Кто-то из курсантов коротко, но емко за глаза высказался насчет методов инструктора так: «не заебет, так яйцами зашлепает».
С другой стороны, Доплер совершенно не грузил разными протокольными вещами, не требовал по два слова «сэр» в одном предложении или всяких там «разрешите обратиться». Не пытался раздавить индивидуальность курсантов, обдирая с них человеческое достоинство, как кожуру с банана. Не стравливал их между собой тем или иным способом, например, выделением любимчиков или наказанием всей группы за промахи кого-то одного, тем самым обрекая данных субъектов на тяжелый моральный климат в коллективе. Не в его стиле также было унижать ради чистого садизма, что обычно направлено на формирование у курсанта заряда ярости и тотальной озлобленности на все живое, чтобы, когда его, наконец, выпустят на войну, как голодного пса с поводка, он воспринял это как послабление режима и исправно рвал тех, кого назначат врагами, «на старых дрожжах», как Тузик грелку, причем желательно погиб бы при этом, чтобы избавить родное государство от ряда забот по окончании своей службы.
