Городской житель, Федор поражен был не столько неожиданно раскрывшимся простором, сколько высотой сахарных облаков в глубоком прохладном небе, чистотой и прозрачностью воздуха, не затушевывающего даль, а оставляющего ее четкой, словно прорисованной тонким пером, бесчисленным множеством и тонкими переходами цветов. Один только зеленый был представлен множеством оттенков, и Федор почувствовал легкую печаль, и тревогу, и свербящее желание поделиться с кем-нибудь охватившими его чувствами, которым он не мог подыскать слов, желание показать пальцем на эти мягкие пастельные тона, и он сказал недоумевающему рядом Аркадию:
- Ты посмотри, как широко... И цвета, неяркие, но такие... правильные... как на картине... Как на старой картине, когда писали то, что на самом деле...
Аркадий непонимающе вгляделся в равнину, потом перевел добрые глаза на Федора, и Федору вдруг стало неловко, словно сморозил глупость, и он молча сел в машину и молчал еще долго, размышляя о том, как получилось, что саму жизнь он начал проверять по картинке...
А дорога, сбежав вниз, пошла вдоль склона у его подножия, повторяя все изгибы контура горы. И так же следовала изгибам дороги и речка, то отбегая на сотню метров, оставляя перед собой лужок, то придвигаясь вплотную, так что дорога шарахалась вправо, наезжая на косогор. Аркадий, непроизвольно схватившийся за поручень и затаивший дыхание, когда машина съезжала с крутого склона, сейчас оживился и сказал:
- Теперь недалеко. Сейчас приедем, и перекусить можно.
Федор хмыкнул, не отводя глаз от дороги. Несмотря на сушь, местами расстилались обширные лужи с застарелой, видимо, подпитываемой грунтовыми водами, грязью. Их приходилось осторожно объезжать по краю. Вообще дорога была малоезженой, и Федор поинтересовался:
- Что-то мы с тобой ни машины, ни трактора не встретили. Как вымерло все. Или время такое - на полях делать нечего?
Аркадий не ответил - дорога очередной раз вильнула, протиснулась сквозь кусты и замерла перед зеркальной, темного стекла, гладью пруда. Федор жадно, словно вбирая в себя, обводил взглядом открывшуюся картину. Руки его покойно лежали на руле замершего, негромко пофыркивающего автомобиля. Аркадий, полуобернувшись, наблюдал за ним и, наконец, с гордостью произнес:
- Вот! Это та самая Бабкина Мельница и есть! - и тут же ревниво поинтересовался: - Ну как?
- Замечательно, - коротко ответил очнувшийся Федор. Он огляделся, теперь уже оценивающе, выбирая место, где остановиться.
