– Марах, бедненький! Совсем тебя Бренн загонял...
...Но всё это я замечала каким-то краем сознания, ибо рука уже комкала шапку, и спина сама гнулась перед вождём.
– Здрав будь, воевода... – выговорили мы с Яру-ном тряскими голосами. Меж тем из ворот друг за другом выглядывали любопытные воины; косища моя разостлалась поверх кузовка, и кто-то раскрыл рот в изумлении:
– Девка!
– Ну вот!.. – захохотал Славомир. – Кому сказывали – придёт?
Тут посыпались шуточки из тех, какими всегда полон рот почти у каждого парня. Сам вождь молчал, не оказывая ни радости, ни гнева, но мне что-то подсказывало – он был бы рад пришибить веселившихся о брёвна забрала. Да, кажется, и меня заодно. Вот повернулся к Яруну, и воины мгновенно затихли.
– С чем пожаловал, удалец?
– В дружину... в отроки... тебе хочу послужить, – вконец оробев, сипло выдавил мой отчаянный побратим. Он поверить не смел, что мечта была готова исполниться, боялся спугнуть легкокрылую из самой ладони... но я-то видела, как потеплели глаза вождя.
– Дашь ли, – спросил он, – копьё парню носить, Славомир?
Ярун обернулся, с отчаянием и надеждой закусывая губу. И мы услышали:
– Как не дать! Да с топором наконец выучу обращаться!..
Вокруг опять засмеялись, а Ярун даже шагнул к Славомиру в благодарном нетерпении следовать за ним, нося обещанное копьё... Кажется, наступал мой черёд.
Шея чесалась оглянуться и загадать в наставники кого подобрее. Но в это время Мстивой тяжело посмотрел на меня и спросил:
– А ты, девка глупая, здесь что потеряла? – Как будто крепким снежком пустили в лицо! Вот и рухнуло, и оказалось вотще. От одного берега я сама оттолкнулась, от другого жестоко отталкивали. В ноги броситься – кашу хоть оставьте варить? Я угрюмо ответила:
– Я тебя первой не лаяла. И ты меня не бесчести!
– Хорошо сказано, – вполголоса похвалил Славомир. Громко при вожде хвалить не посмел. Мстивой как-то устало посмотрел на него, потом на меня и приговорил, кивнув в сторону изб:
– Переночуешь – и ступай, откуда пришла. Наверное, я шатнулась. Ярун подпёр сильным плечом:
– Она из рода извергнулась. А я с ней оберегами поменялся, погонишь прочь, гони и меня. Вождь ответил без всякого выражения:
– И погоню.
Вот сейчас обратится спиной и уйдёт. И что же тогда?
Но отчаяние сгорело в бешеной ярости вроде той, что когда-то впервые меня разбудила. Я сплеча швырнула шапку на снег и выпрямилась, стряхивая кузов.
– Погоди, воевода, – сказала я громко. И переговаривавшиеся кмети почему-то снова умолкли. – Яруну ты летось велел силу пытать. Невелика твоя правда, если мне в этом откажешь!
