«Тосковать будешь ты, девушка, да не горше тебе будет, чем мне».
Тем временем пришел ксендз Калеб и сел писать письмо. Збышко все подробно описал с той самой минуты, как приехал в лесной дом. Ничего он не утаил, зная, что старый Мацько во всем разберется и будет доволен. Не сравнять Богданец со Спыховом, богатым и обширным владением, а Збышко знал, что Мацько всегда был очень лаком до богатства.
Когда после долгих трудов письмо было написано и скреплено печатью, Збышко снова призвал оруженосца и вручил ему письмо с такими словами:
— А может, ты с дядей сюда воротишься, очень я был бы этому рад.
Но лицо у чеха было озабоченное, он мялся, переступал с ноги на ногу и не уходил.
— Ты что? — спросил наконец молодой рыцарь. — Хочешь еще что-то сказать? Так говори.
— Я хочу, ваша милость… Я хочу еще спросить, что мне там людям рассказывать?
— Каким людям?
— Ну, не в Богданце, а по соседству, они ведь тоже захотят обо все узнать.
Збышко, который решил уже ни с чем от него не таиться, бросил на чеха быстрый взгляд и сказал:
— Да не о людях ты говоришь, а об Ягенке из Згожелиц.
Чех на мгновение вспыхнул и ответил, бледнея:
— О ней, милостивый пан.
— А почем ты знаешь, может, она уже вышла за Чтана из Рогова или за Вилька из Бжозовой?
— Ни за кого она там не вышла, — решительно возразил оруженосец.
— Аббат мог ей приказать.
— Не она аббата слушается, а он ее.
— Так чего же ты хочешь? Говори ей правду, как и всем.
Чех поклонился и вышел рассерженный.
«Дай-то бог, — говорил он про себя, думая о Збышке, — чтоб она тебя забыла, дай-то бог, чтоб получше нашла. А коли не забыла, то скажу я ей, что женился ты, да нет у тебя жены, и что, даст бог, овдовеешь раньше, чем ступишь с женой на порог опочивальни».
Очень привязан был оруженосец к Збышку, очень жалел он Данусю, но никого так не любил, как Ягенку, и с той поры как узнал перед поединком в Цеханове, что Збышко женился, сердце его жгли обида и боль.
— Даст бог, овдовеешь! — повторил он еще раз.
Но вскоре в голову ему пришли, видно, иные, более сладкие мысли, потому что, идя к лошадям, он говорил:
— Слава богу, хоть к ногам ее упаду.
А Збышко меж тем рвался в путь, словно снедаемый лихорадкой; ничем другим он не мог заняться и терзался, думая без конца про Данусю и Юранда. Однако надо было хоть на одну ночь остаться в Спыхове, чтобы дать отдохнуть господину де Лоршу и приготовиться в такой дальний путь. Да и сам Збышко был безмерно утомлен и от поединка, и от целодневного ожидания на ристалище, и от дороги, и от бессонницы, и от огорчений. Когда спустилась глухая ночь, он бросился на жесткое ложе Юранда в надежде, что сон хоть ненадолго смежит ему глаза. Но не успел он уснуть, как к нему постучался Сандерус.
