Отец Викторино, инженер Архимиро Перальта Эредия, никогда не боялся поставить свою подпись еще на одном чеке — его, нсроятно, больше сдерживали замечания партнеров по бриджу: «Ты совсем рехнулся, Архимиро, только ненормальному может нзбрести в голову шальная мысль покупать „мазератти“ мальчишке, которому еще нет и восемнадцати… две трефы». 13) Рычаг отопителя (на кой черт отопление в нашей тропической жаре?!). 14) Ручной тормоз. 15) Рычаг с красным набалдашником справа от меня — для переключения передач. 16) Часы, конечно, швейцарские. 17) Радиоприемник немецкий, мощнейший; принимает какие-то дикие станции: какой-то дурацкий Уолонгонг, а где он находится? 18) Роскошный ящик для перчаток, точь-в-точь шкатулка для бриллиантов. Решающую роль в победе Викторино сыграло бесценное вмешательство Мамочки. Мамочка, которая ранее соблюдала нейтралитет, неожиданно сказала во время традиционного чая с лимоном: «Почему бы тебе не порадовать Викторино и не купить ему „мазератти“ ко дню его рождения, Архимиро?» Светло-серый, серебристый — о таком я и мечтал; на нем можно выжать (220 показывают четкие цифры справа па спидометре, справа, в самом низу шкалы), можно выжать 220 километров в час. Ну-ка, потягайтесь теперь со мной, подонки!
Мамочка была просто великолепна сегодня утром. Она вплыла в комнату Викторино в облаке своего отороченного кружевами пеньюара, запечатлела на его лбу поцелуй, поздравив с днем рождения, и небрежно сказала: «Взгляни в окно, твой отец купил тебе подарок к совершеннолетию». И хотя Викторино уже знал, о чем речь (Джонни, шофер-тринидадец, не удержался и выболтал секрет), он зарычал от счастья, когда увидел его, светлосерый, серебристый автомобиль, такой, о каком он всегда мечтал, замерший под пальмами у парадного подъезда.
Конечно, только Рамунчо, Тигриное сердце, закадычный друг Викторино, имеет право первым прокатиться рядом с ним в «мазератти», оседлать эту гордость итальянской автомобильной промышленности — единственный экземпляр во всей Великой Колумбии [41] — с красной трезубой короной на сером поле. Рамунчо, обалдев от восторга, разваливается на сиденье, обтянутом синей кожей, и, как жевательную резинку, перекатывает во рту какие-то дурацкие слова (Ох, черт, мировая штуковина, мечта Джеймса Бонда, бюстгальтер Брижит Бардо, плащ Супермена, незакупоренный космический корабль!), а потом начинает тыкаться носом в приборы на щитке, отбивая поклоны, как церковный служка. «Мазератти» движется по главным улицам с минимальной скоростью религиозного шествия, огибает углы с помпезной медлительностью фараонова слона, триумфально проплывает мимо застывших от восхищения очаровательных девушек. Хохот Викторино рушит торжественность церемониала. Рамунчо аккомпанирует ему невпопад своим визгливо-саксофонным ржанием. — А морда-то какая была у старикашки!
