Посмотрел из трубочки серебряной,
Увидел на поле чернзину, [5]
Поехал прямо на чернзину;
Кричал зычным, звонким голосом;
«Вор, собака, нахвальщина!
Зачем нашу заставу проезжаешь?
Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?
Податаману Добрыне Никитичу?
Ясаулу Алеше в казну не кладешь,
На всю нашу братию наборную?»
Учэл нахвальщина зчен голос;
Поворачивал нахвальщина добрб коня;
Попущал на Добрыню Никитича:
Сыра мать-земля всколебалася,
Из озер вода выливалася,
Под Добрыней конь на коленца пал.
Добрыня Никитич млад
Господу Богу возмолится,
И мати Пресвятой Богородице:
«Унеси, Господи, от нахвальщика!»
Под Добрыней конь посправился;—
Уехал на заставу богатырскую.
Илья Муромец встречает его
Со братиею со приборною…
Говорит Илья Муромец:
«Больше не кем заменитися:
Видно, ехать атаману самому!»
Походит Илья на конюший двор.
Имает Илья добрб коня,
Уздает в уздечку тесмянную,
Седлает в седелышко Черкасское,
В торока вяжет палицу боёвую —
Она весом та палица девяносто пуд,—
На бедры берет саблю вострую,
Во руки берет плеть шелкувую.
Поезжает на гору Сорочинскую.
Посмотрел из кулака мододецкого.
Увидел на поле чернзину,
Поехал прямо на чернзину,
Вскричал зычным, громким голосом:
«Вор, собака, нахвальщина!
Зачем нашу заставу проезжаешь,—
Мне, атаману Илье Муромцу, челом не бьешь?
Податаманью Добрыне Никитичу?
Ясаулу Алеше в казну не кладешь,
На всю нашу братию наборную?»
Услышал вор-нахвальщина зычен голос,
Поворачивал нахвальщина добра коня,
Попущал на Илью Муромца.
Илья Муромец не удрубился. [6]
Съехался Илья с нахвальщиком.
Впервые палками ударились;
У палок цевья отломалися
Друг дружку не ранили;
Саблями вострыми ударились,
Востры сабли приломалися,
Друг дружку не ранили;
Вострыми копьями кололися,
Друг дружку не ранили;
Бились, дрались рукопашным боем,
Бились, дрались день до вечера,
С вечера бьются до полуночи,
С полуночи бьются до бела света:
Махнет Илейко ручкой правою,
Поскользит у Илейки ножка левая;
Пал Илья на сыру землю:
Сел нахвальщина на белы груди,
Вынимал чинжалище булатное,
Хочет вспороть груди белые,
Хочет закрыть очи ясные,
По-плеч отсечь буйну голову.
Еще стал нахвальщина наговаривать:
«Старый ты старик, старый, матерый!
Зачем ты ездишь на чисту поле?
Будто не кем тебе, старику, заменитися?
Ты поставил бы себе келейку
При той пути, при дороженьке;
Сбирал бы ты, старик, во келейку;
Тут бы ты, старик, сыт-питанен [7] был».
Лежит Илья под богатырем.
Говорит Илья таково слово:
«Да неладно у Святых Отцов написано,
Неладно у Апостолов удумано:
