— Я пойду, дядь Коль? — робко спрашивал Валько.
— А куда ты торопишься? Я тебя что, обижаю?
Дядя Коля, правда, не обижал. Давал чаю, кусок булки, иногда конфетку. Но, напившись, доставал свое богатство, которому до этого пел славу, и просил смотреть. Валько пугался, начинал кричать:
— Не надо! Дядя Коля! Не надо!
Дядя Коля ласково уговаривал:
— Я же ничего, дурак ты. Или дура. Смотри только — и больше ничего. Смотри, какая красота!
И начинал дергать рукой.
Но Валько не мог смотреть, кричал. Дядя Коля отпускал его и звал кого-нибудь другого, кто мог смотреть без страха и даже, быть может, с интересом. Быть может, вспоминая, догадывался потом Валько, и не только смотреть.
Тринадцатилетнего, Валько обследовали врачи и спросили, кем он хочет быть с формальной точки зрения. Речь шла о хирургической операции, которая внешне делала Валько похожим на то или другое. Валько сказал: «Я не знаю». И заплакал, и стал просить, чтобы его не трогали.
Что ж, не тронули. Пусть вырастет и примет решение сам, когда захочет.
Но Валько не собирался принимать решения. Вернее, не мог принять его. Боялся ошибиться.
Если бы он чувствовал себя принадлежащим к мужскому или женскому полу, но этого не было. Он ведь знал из книг, которые рано начал читать, что такое быть мужчиной или женщиной. Мужчины любят женщин и хотят с ними быть. И наоборот. Валько же не хотел быть ни с мужчинами, ни с женщинами, он не чувствовал ни к кому влечения.
Читая, думая, живя, Валько поняло (будем говорить так, как оно само о себе думало), что мир не принял его еще до его рождения.
Мир поделен на мужское и женское. Весь. Валько узнало потом, что есть мужчины, любящие мужчин, и женщины, любящие женщин. Но это тоже нормально: просто мужчины становятся как бы женщинами, а женщины как бы мужчинами, они переходят из одной половины в другую, они — определены. Валько же не определено никуда, оно где-то посредине, где пустота.
Вне пола, думало Валько, человеку просто незачем жить. Все, что делают люди, так или иначе связано с полом.
Не только мир не принимает и не учитывает его, Бог не принимает и не учитывает его. Нигде в священных текстах Валько, когда — запоздало — стало изучать их, не нашло даже намека на то, что оно считается тоже человеком. Эти тексты делят не только человеческий, но и весь представимый мир (живой и, возможно, неживой тоже) по половому признаку. Евангелие начинается с половой истории. Христиане называют Бога Отцом, то есть мужчиной. (И настаивают, что Бог — Личность, а как личности быть без пола?) Христос — мужчина. Все апостолы — мужчины. Всюду натыкаешься на регламентации, касающиеся половой жизни. Да и сам сюжет создания человека основан на том, что были сотворены мужчина и женщина. Правда, утешает то, что сначала они не чувствовали своей наготы, то есть стыда, то есть влечения. Может, они изначально были гермафродиты? Утешает еще античная мифология, где, собственно, и появилось это слово и это понятие. В античном мире вообще все было ближе к многообразию природных форм, явлений и стремлений.
