Оно | страница 121
Выбросили старье в урну возле магазина, пошли.
Я направила его так, чтобы несколько раз пройти мимо редакции. Рассчитывала, что появится Павловский. Расчет наугад, но мне повезло, он появился. Причем с Салыкиным. Я забеспокоилась, что Салыкин меня опознает, но нет. То есть он пялился, но не узнал.
Я сказала: познакомьтесь, это мой муж.
Павловский растерялся, надо было видеть. Побледнел. Вернее, посерел. А Салыкин стоит тут же. Тоже мне интеллигенты, никаких манер.
Павловскому бы пройти дальше, а он начал разговор. Какие-то пустяки.
А Александра изображал ревнивого мужа. Спросил:
— Откуда это вы друг друга знаете?
Я говорю: познакомились на почве журналистики, я давала туда заметки, разве не помнишь? (Это правда, Павловский вербовал меня, просил писать, хотел, чтобы я тоже стала журналисткой. Чтобы общаться чаще).
— Это я понял, — сказал Александра. — Я не понял, чё он так с тобой разговаривает? Ты чё, мужик, глаз, что ли, на мою жену положил? Допрыгаешься!
В Павловском взыграла гордость. Он сказал, что не надо хамить.
— Я не хамлю, а говорю по делу, — сказал Александра и вдруг пинает Павловского ногой. Тоже по ноге, норовя в колено. Любимый прием.
Павловский отскакивает, а сам выставляет кулаки. Дурак. Александра обрадовался — ты руками машешь? Нарываешься? И началось.
Сходу дал ему несколько раз по морде и тут же ногами в разные места. Павловский согнулся. И пропыхтел:
— Спасибо, Леня, за помощь!
То есть: спасибо друг, что на твоих глазах бьют твоего друга, а ты стоишь!
Салыкин, умница, развел руками и сказал:
— Леш, о чем речь? Во-первых, двое на одного — нехорошо! И потом, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Мне даже приятно, что тебя побили. Спасибо, — сказал он Александре, — ему давно этого не хватало.
А сам смотрит на меня. Александра это видит, и уже на него.
— Ты тоже не очень-то!
А Салыкин:
— А что я? Я ничего. Мне просто кажется, что я где-то видел вашу жену. Если она жена. Если она вообще — она. Как жизнь, Валя?
Догадался все-таки!
Павловский, разогнувшись, смотрел то на меня, то на Салыкина.
Тот объяснил:
— Тебя, Леня, угораздило влюбиться в женщину, которая мужчина. Нет, Валя, я не считаю, что это плохо, просто товарищ должен знать.
— Почему нельзя было сказать раньше? — спросил ошарашенный Павловский.
— А потому, — ответила я.
Взяла Александру под руку и ушла.
Как-то сразу все стало скучно.
И непонятно вообще, действительно, зачем мне это было нужно?
43.
Пропуск:
Большинство дневников пусты и многословны. Одному из моих друзей, тоже писателю, кто-то принес толстую тетрадь, гроссбух в ледериновом переплете; массивная обложка тяжело хлопается о стол и поднимает пыль времен, когда ее откидываешь. На обложке: