На ночь Валько еще раз топит печь, ждет, пока прогорит до пепла, чтобы не напустить в дом чада и не угореть, закрывает заслонку, ложится и засыпает.
Вскоре прочитаны были книги, которые оно взяло с собой, и Валько поленилось съездить в город за другими или попросить кого-то привезти. Сели батарейки в приемнике — и пусть. Неохота стало читать и слушать чужие слова. Да и дел прибавилось. Неожиданно кончились дрова, обещали привезти, но все никак не привозили, зато разрешили брать палые стволы и сучья в овраге, но их ведь надо пилить, тащить, рубить. Потом другая неприятность: бураном не только замело дом чуть не до крыши, пришлось два дня откапываться, но и сорвало два куска жести с кровли, опять-таки обещали привезти и все не привозили, Валько пришлось заколачивать дыру кусками фанеры, шифера, толя — что нашлось. Тут новая беда: оттепель, речушка между дачным массивом и селом оттаяла, перейти невозможно, приходится давать крюк до моста километра полтора. Валько это надоело, оно решило соорудить мостки с помощью длинных слег. Кропотливо работало два дня, торжественно перешло на другую сторону, в село, в магазин. Через день пошло туда: мост сломан. Причем неведомые вредители старательно ломали слеги и разбрасывали далеко по окрестностям: чтобы не подумали, будто мост сломался случайно, и чтобы труднее было его починить. Но Валько починило. Опять сломали. Оно опять починило. Опять сломали. Но тут вновь мороз, речушка покрылась льдом, можно было уже обойтись.
За этими хлопотами не оказалось свободной минуты, но Валько это нравилось.
Наверное, думало оно, такой была когда-то крестьянская жизнь. Нет вопросов, что делать, сама жизнь направляет: сеять, косить, пахать, лепить горшки, строить дома, шить одежду... Человек равен себе, а его равность себе равна его заботе о себе и близких. И поэтому, естественно, он считал, что Бог определил жизнь навсегда вперед до самой смерти. Тебе нечего выбирать, все выбрано: с утра печь топить, еду готовить, за скотиной ухаживать, за детьми, в лес ехать за дровами, в поле за сеном, а попробуй остановиться или не сделать — все собьется и скособочится, а вскоре и совсем рухнет. В той старой деревне Валько хоть и считалось бы, конечно, уродом, но и не было бы изгоем: руки есть, ноги есть, работать может? — ну, и пусть живет, не лишний рот семье[24].
А еще хорошо, что привычные заботы очень быстро вырабатывают условные рефлексы. И гармония в душе наступает от одного соблюдения распорядка, то есть реализации рефлексов. Вот Валько как-то простудилось, приболело, с утра его ломало, к вечеру поднялась температура, утром следующего дня стало ясно: надо полежать. Ну, и лежало бы себе спокойно: болезнь есть болезнь, никто бы не осудил (да и не узнал бы!), тем более, что пока на дачи никто не покушался (может, потому, что бомжи и хулиганы из Прибрежного знали: дачники, не надеясь на сторожа, хоть и наняв его, ничего ценного не оставляют; сторож, скорее, для предотвращения крупных безобразий, чтобы не поджег кто-нибудь что-нибудь — из чистого озорства, как по озорству сломали мостки). Но Валько начало маяться. Невозможность сделать привычное дело его томила. Оно лежало и мысленно обходило дачи, видя каждую в воображении наизусть, подробно, и ему казалось, что именно сейчас с ними что-нибудь случится, а если и не случится, все равно нехорошо: стоят одинокие, без присмотра, без присутствия человека, будто дикие — как лес, поле или река. И к вечеру Валько не выдержало: закуталось и потихоньку совершило свой обход. Боялось — совсем разболеется. Но обошлось. На другой день тоже сделало вылазку, на третий две, а на четвертый проснулось совершенно здоровым и счастливым от мысли, что способно сделать сегодня все то, что делало всегда. И — главное — для этого дела все равно, кто ты, мужчина или женщина. Ты идешь по морозу, видишь свое дыхание и понимаешь, что окружающему безмолвному миру безразлично, чье это дыхание. Но это не значит, что оно ему не нужно, оно делает этот мир полнее (Валько не раз ловило себя на ощущении — сначала усмехаясь — что эти деревья, сугробы, кусты и дома ждали его и рады тому, что оно пришло).
