Киммерийское лето | страница 129



Игнатьев постоял в нерешительности, потом подошел и сел на край обвалившейся каменной кладки рядом с Никой.

— Послушай, — сказал он. — Договоримся: наедине мы будем говорить друг другу «ты».

— И я тоже? — спросила она испуганно.

— Да, если это тебе приятно. Ты ведь сказала, что тебе это было бы приятно, но ты боишься. А чего бояться?

— Ты, — сказала Ника. Повернув голову и глядя ему в глаза, она повторила несколько раз, негромко и торжественно, как заклинание: — Ты, ты, ты!

— Ну? — улыбнулся он. — Это так страшно?

— Нет… — Она медленно покачала головой и отвела от щеки волосы. — Это очень приятно, и мне сразу стало легче и проще… с тобой. У меня такое ощущение… будто я сразу выросла, что ли… я не знаю, как это объяснить…

— Я понимаю тебя. Думаю, что понимаю. — Продолжая улыбаться, он взял ее руку в свои и осторожно поднес к губам. — Я тебя люблю, Ника, и буду любить независимо от того, как все сложится. Что сложиться может по-разному — я на этот счет не обманываюсь. Но знаешь, Ника, просто любить — даже на расстоянии — это уже большое счастье…

Ника, не отнимая руки, смотрела на него как загипнотизированная.

— Мне все кажется, что я сейчас проснусь, — медленно проговорила она. — Потому что это не может быть на самом деле, так… вдруг! Я всегда думала, что это приходит постепенно… и ты видишь и чувствуешь, как оно приближается. А я еще сегодня утром была уверена, что ты терпеть меня не можешь…

— Мне было очень трудно, Ника.

— А теперь?

— Теперь легче.

— Легче или совсем-совсем легко?

— Нет, еще не «совсем-совсем», — улыбнулся Игнатьев.

Ника подумала и кивнула.

— Да, я понимаю. Но если бы я сказала: «Я тоже тебя люблю» — то тогда тебе было бы совсем хорошо, да?

— Не будем об этом говорить. — Игнатьев засмеялся немного принужденно. — Мне и так хорошо, поверь.

— Я верю, но я хотела бы, чтобы тебе было еще лучше… Между прочим, определить, любишь уже или не любишь — это очень трудно.

— Вовсе нет. Если трудно определить, то это значит, что не любишь. Когда полюбишь, сомнений не остается.

— Правда? Тогда просто. Я немедленно напишу тебе, как только у меня не останется сомнений. Я хочу сказать — в том случае, если они еще будут к моменту моего отъезда… Ой, что это?

Они прислушались. Ветер стих, и снизу отчетливо слышался суматошный гомон голосов.

— Вот и кончилось наше уединение, — сказал Игнатьев. — Погоди-ка, я посмотрю.

— Это экскурсия, — сказала Ника упавшим голосом — Нечего и смотреть, нужно просто уходить…