Заметила бы и дорогая переводчица. Но мы работали с дешевым Кричухиным.
6. — А-а! Старший лейтенант Добрецов! — радуюсь я, открывая входную дверь на четыре звонка.
— Уже капитан! Это… — поворачивает он мне под нос новехонький милицейский погон.
— Да вы проходите, проходите, — пропускаю я его в кухню. — Как там ваши дохлые мыши?
— Я не с мышами, — отрезает он, — я о собаке.
— О какой собаке?
— Вы травите собакой маленьких детей! — торжествует капитан, доставая из папки бумагу.
— Но у меня нет собаки…
— Не знаю, не знаю. Вот тут, в заявлении, сказано, что вы травите собакой маленьких детей своей соседки Татьяны Капитоньевой!
— А не сказано, что я их ем?
— Нет. Но собакой — травите!
— Вы проходите в комнату, посмотрите, есть ли у меня собака.
— Нам известно, что нет. Но собака есть у Якимовых! Доберман!
— Но я сам этого добермана боюсь!
— Так зачем же, детишек…
— Как можно травить кого-то чужой собакой?
— Значит, вы отрицаете, что травите собакой породы доберман по кличке Игран детей Татьяны Капитоньевой?
— Отрицаю.
— Так и запишем… не травит… это… детей Капитоньевой… Распишитесь — здесь!
7. Как я сочувствовал соседке Капитоньевой, но особенно жалко было ее детей. Нет, не потому, что, если верить милицейским бумагам, я травил их чужой собакой. Собака действительно страшная. Жуткий пес, по кличке Игран. Глаза умные, при встрече взглядом с человеком Игран их не отводил, беспощадные глаза. Жаль было всю семейку Капитоньевых. Замужем мать никогда не была, отличала детей, как в анекдоте, — по отчествам. Родила шестерых, двое из них — счастливые: они были лишены необходимости пройти свой жизненный путь в той среде и в том обществе, в которых они родились. Четверо, несчастные, остались жить.
Я часто встречал их на улице: то бутылки пустые собирают, то попрошайничают. Иногда я что-нибудь им приносил — конфеты, фрукты. Они содержали сами себя, заодно и мать. Она прекрасно знала, где какие фонды раздают бедным одежду секонд-хенд, где какие пайки дают бесплатные для многодетных. Восемь фондов ее финансировали стабильно. Купила дачу, машину. Квартиру не покупает — ей так дадут.
Недавно у нее произошла потеря: один из восьми фондов финансировать перестал. Пришли в квартиру сотрудники фонда. Она плакала, как тяжело ей жить. Ее уже вносили в список на материальную помощь, но среди пришедших была одна неглупая, видать, женщина, спросила Капитоньеву: где учатся ее дети? Естественный родительский вопрос. Та пыталась уйти от ответа, она не могла назвать ни школу, ни класс. Ее не это волновало. Какое ей дело, где учатся дети и учатся ли вообще? Ей бы за счет этих детей еще пару новых благотворительных фондов с подачками. Да и сами детишки, побираясь, немало приносят в дом.
