— Третий курс, культурные люди, моющие руки после уборной и перед едой, что вы себе позволяете! Не в деревне живем.
А потом я вышла замуж, сама стала чистить свой туалет и разве что на потолке этих частиц фекалий не обнаруживала. А потом сталкивалась с умнейшими людьми, не омывающими рук после облегчения в уборной и берущими ими хлеб из общей тарелки. Словом, мы меняемся, чего банальнее. И муж мог измениться настолько, что пошел на убийство. И я могла измениться настолько, что не исключала этого.
Телефон завизжал, как припадочный. Я неохотно сняла трубку.
— Поля, не ревешь? Умничка, — ворвался в мой слух Измайлов. — Еще раз повтори, девочка, во что был одет Борис, а то я его мельком видел. Так, бежевые брюки, коричневая куртка, темные ботинки и клетчатая рубашка. Рубашка в крови.
— Вы его отрыли?
— Нет, не из земли. Сейчас едем, ты держись. Вырезки подготовила? Чем же ты занимаешься, лентяйка?
— Он живой, Вик?
— Пока не знаю, — запнулся Измайлов. — Вернусь, позвоню.
И я стала ждать. Если Борис жив, с моей души свалится камень виноватости. А вдруг под ним остался хоть один крохотный нераздавленный кусочек? Душа медленно, но регенерируется. Господи, помоги Борису. Вик, спаси его. И спасешь троих — Юрьева, моего Бога и меня, трусливую атеистку.
Снова телефон. Неутомимый аппарат, пыточный атрибут изощреннее дыбы.
— Поля, как ты?
Он смеет меня беспокоить? Его интересует, не собираюсь ли я прыгать с балкона? «Жены бывшими не бывают», — открыл он мне в аэропорту. Верно, с точки зрения убийц жены бывают или нынешними, или покойными.
— Спасибо, все хорошо.
— Дозвонились наши. Они отлично устроились, и Сева тебе какой-то камешек заначил.
— Малыш не простыл на сквозняке?
— Не переживай, у нас закаленный сын.
— У тебя все в порядке?
— В порядке. Пока.
Трубка вывалилась из моих трясущихся пальцев. Я не утратила только одной способности — чувствовать. И чувствовала, что ничего не чувствую.
Долго ли, коротко ли… Это про меня. Про то, как все равно сколько. Вот, еще звоночек. Наверняка Валентин Петрович. Будет требовать вернуть джинсы. А они и не штаны вовсе, вешдок.
— Да, слушаю.
— Поленька, пляши. Юрьев жив. Сотрясение мозга, переломы ребер, в сознание не приходит, но доктора обещают выманить из комы за сутки-двое.
— Вик…
— Полчаса тебе на рыдания, и займись, пожалуйста, готовкой. Кушать очень хочется.
— Вик…
— Мне некогда, милая, счастливо.
Да, не приходилось мне лобызать телефон, но судьба заставила. А, в конце концов, не все ли равно, как вытирать с него пыль?
