Потом Ветроволк накрыл ее губы своими и подвинулся, помещая бедра между ее разведенных ног. Его твердость скользнула в ее влажность. Она захотела его с внезапно нахлынувшим отчаянием. Захотела, чтобы он оказался внутри ее, взял ее со всей возможной страстью. Сила желания испугала Тинкер, и если бы сейчас он не удерживал ее надежно, словно пленницу, она бы вырвалась и убежала, спасаясь… от себя. Но он держал ее железной хваткой, поцелуем останавливая поток ее невнятных речей, так что она не могла ни умолять его остановиться, ни призвать его продолжить.
Когда она затрепетала на самой вершине, он проскользнул в ее девственную плеву.
Она дернулась и закричала в ответ на это вторжение и тут же почувствовала себя наполненной до самых краев, наполненной и переполненной, и — пролилась.
Он оторвался от нее, произнес заклинание и снова накрыл ее рот своими губами.
Поднялась четвертая раковина и словно вернула ей тот миг как отражение, сделав его более интенсивным, а потом так же отразила следующий, еще более высокий. Тинкер едва заметила боль, пронзившую ее тело, когда он прорвался в нее и слился с ней в полном единстве. Она не осознавала ничего, кроме золотого потока наслаждения. Он кончил и сам, оторвался от нее и повернул ее в своих объятиях. Осторожно высвободил ее, коснувшись пальцем губ в знак молчания. Она зажала рот ладошкой, потому что молчать не было сил.
А наслаждение продолжалось, накатывая, как прилив, снова и снова, и каждая следующая волна была сильнее предыдущей. Ее кожа светилась, а сама она плыла по воздуху, поддерживаемая магией.
Он обмакнул в нее пальцы и начертал на ее коже символы, роняя слова власти, как камни.
Нэсфа. Семя. Нота. Кровь. Кира. Зерцало. Кират. Отражение. Дасхават. Изменись.
Он отступил от нее, скользнул вперед и вбок и выскочил из раковины. Повернув голову, она увидела, что он приземлился у самой шторы. Он посмотрел ей в глаза, поднял руку и произнес последнее слово.
И ее вселенная превратилась в сверкающее, блаженное забытье.
Потолок был совершенно удивительным. Поднимающийся аркой высоко над головой, он долгое время оставался темным, а потом — она только проснулась — начал бледно розоветь, подобно утреннему небу в тот час, когда солнце только-только подползает к горизонту. Потом он медленно приобрел белесый оттенок, постепенно становящийся более глубоким — нежно-голубым.
Тинкер чувствовала себя опустошенной и слабой, как разбитая, выеденная яичная скорлупа. Ее жизнь вырвалась на свободу и улетела прочь. Сознание возвращалось так же постепенно, как потолок приобретал голубой цвет. Спокойно, отрешенно она заключила, что потолок выглядит странно, потому что он чужой, незнакомый, эльфийский. Потом догадалась, что это потолок ветроволковского «охотничьего домика». А потом только задумалась, что же она, собственно, делает под этим потолком. «О да, мы занимались любовью. Так это и есть секс? О, ху-чи мама! Я то-о-о-чно хочу это повторить».
