Фулнер слушает, и усмешка играет на его отталкивающем лице. Нет, не напрасно старого ярла прозвали жестоким!
5
Князь Владимир благополучно возвратился из Свионии, вместе с ним приехали и две тысячи воинов Олафа Скетко-нунга.
В Новгороде недолюбливали свионов, и поэтому князь Владимир не впустил их в город. Лодии ярла Фулнера стояли там, где Волхов вливается в Ильмень-озеро.
Но что могли сделать эти две тысячи воинов? В Новгороде уже собралось видимо-невидимо людей из северных земель; на Волхове покачивались лодии со всех пятин Новгородской земли, они волоком добрались сюда через озеро Не-во из Карелии, через озеро Онего и по реке Свири от погостов с берегов Студеного моря, с Белоозера, Мезени и даже Печоры.
Всех их должен был снарядить в путь Великий Новгород. Клети на торжище и на княжьем дворе над Волховом были открыты, каждый конец и улица давали на рать все, что велел князь. С кузнецкой улицы везли день и ночь разную кузнь, с Плотницкой – катки для волоков, с Щитной – щиты и мечи, с Кожевницкой – сбрую, седла, с Гончарского конца – корчаги, гарнцы, разную утварь.
Да и сами новгородцы шли на брань, люди прибывали и прибывали со всех концов – Нарвского, Словенского, Заго-родского, отцы прощались с сыновьями, жены плакали на груди у своих мужей, девушки проливали слезы о своих милых.
Но князь Владимир не давал приказа поднимать паруса. Вернувшись из Свионии, он отправил своих послов во главе с воеводой Михалом в Полоцк, к князю Регволду.
Все бояре и воеводы слыхали, как князь сказал:
– Ты, воевода Михало, едешь к полоцкому князю Регволду. Скажи, что я не хочу напрасно проливать кровь, предлагаю ему мир и любовь, прошу вместе со мной идти на Киев, утверждать Русь.
– Князь Регволд вельми лжив и хитер, – отвечал на это Михало. – Как можем мы верить его слову?
– Ладно, – повел речь дальше Владимир, – коли так, скажи ему, что я хочу в знак нашего мира взять в жены дочь его Рогнедь…
– Хорошо рассудил, князь! – зашумели воеводы и бояре.
– Так и говори! И мы волим, чтобы у нашего князя была достойная жена.
Позднее князь Владимир часто думал о том, почему он дал такой наказ своим послам. Он слыхал раньше о княжне Рогнеди, которую все называли красавицей, никогда ее не видел. Любовь? Нет, он не мог полюбить Рогнедь, сидя в Новгороде. Дерзость?
Нет, Владимир и в мыслях этого не имел. Сын рабыни хотел почувствовать себя человеком, князем, да еще хотел добра родной земле.
Много времени прошло с тех пор, как Михало с другими послами отправился на лодиях в озеро Ильмень, чтобы там волоком добраться до Двины, а оттуда в город Полоцк, – а все не было ни их самих, ни вестей. Над Ильменем и на высокой Перинь-горе день и ночь стояли дозорные, воины смотрели на юг – не маячат ли в тумане ветрила и мачты; но издалека только катились волны, над ними кружились птицы чайки и плыли белые, похожие на паруса, облака, – лодии новгородских все не было и не было.
