Евангелие от Соловьева | страница 59



Задачка непростая. Время позднее. Единственный шанс — звонок другу. Билл, выручай, мы теперь с тобой одного размера.

— Билл, привет, не сердись, всякая чушь в голову лезет — усталость.

— ОК!

— Н-да, ты не болтлив.

— Эта функция у нас закреплена за тобой.

— Уел... Зато за тобой матчасть.

— И что теперь?

— Могу я стрельнуть у тебя одежду?

— Кому-то в подарок?

— Если бы!.. Я, видишь ли, похудел до твоего размера, а вовремя не прибарахлился.

— Я должен это увидеть!

Через несколько минут с дорожной сумкой в руках, набитой шмотьем, Билл стоял в моем номере. Могу и не уточнять, конечно, на сумке был гигантский логотип окон. Бросив сумку на ковер, Билл принялся осматривать меня. Наверное, именно так пятилетние дети играют в доктора.

— Здорово! И как ты это сделал?

— Просто захотел и как идиот стал это повторять. Я даже не помню, вслух я это делал или нет. По идее, должен был вслух, тогда это напоминает библейскую тему Адама: когда еще во время нахождения в раю он попросил о дожде — и дождь пошел. Попросил о прорастании семян — и был услышан. Единство слова и дела. Переход умственного труда в физический, как это трактовали классики марксизма.

— То есть если я захочу чего-нибудь и произнесу вслух — сбудется?

Думаю, не все так просто. Ведь сказано, не искушай Господа Бога твоего. Скорее всего это должно совпадать с наличием объективной необходимости в деянии. Поясню. Воздушного змея запускают по восходящему потоку. Мне для служения надо было похудеть, я и похудел. Если ты захочешь пополнеть, то вряд ли это получится, так как будет очевидным баловством. Но вот зрение тебе, наверное, поправить можно.

— Хочу нормально видеть. Видеть. Видеть. Видеть...

Билл зажмурился и продолжал повторять, как заклинание, свою просьбу минут пять.

— Хватит, открывай глаза.

Билл аккуратно открыл левый глаз, тут же зажмурился, сорвал очки и бросил на пол. Очки, не ожидая подобного проявления благодарности за верную службу, издав жалобный звук, треснули, оттолкнувшись от пола, подпрыгнули вверх и, раскинув дужки, изломанным паучком застыли на паркете.

— Можешь ничего не говорить. Убедительная демонстрация радости.

— Здорово, просто здорово! Пойду позвоню жене. Пусть порадуется.

— Чему? Ты больше не будешь царапать ее очками при поцелуях?

Билл уже не слышал.

Человек женат. А у меня даже времени нет на флирт. Интересно, если я апостол, то мне что, к девчонкам теперь — ни-ни? А может, наоборот, это способ приобщения их к тайне. Да и вообще, если я апостол, то, значит, безгрешен? И все, что сделаю, хорошо?