Под 911 годом помещено известие о комете, взятое, очевидно, из греческой или болгарской летописи; под 912 годом договор с греками. Неоспоримые свидетельства греческих источников о договорах, заключаемых Империею с разными варварскими народами, свидетельства о договорах, именно заключенных с Русью, соответствие последних договоров договорам, заключенным с другими народами, необходимость, какую чувствовало греческое правительство урядиться с русским князем относительно того, как поступать в случаях столкновения русских с подданными Империи в Константинополе, случаях, не могших быть редкими, полное соответствие содержания договоров обстоятельствам времени, наконец язык, во многих местах темный, показывающий ясные следы перевода с греческого, не оставляют никакого сомнения в подлинности договоров — Олегова, Игорева, Святославова. По всем вероятностям до летописца дошел перевод современный подлиннику; перевод этот должен был храниться в Киеве у князей, и храниться тщательно, потому что торговые сношения русских с Византиею были предметом первой важности для Руси и князей ее, а нет сомнения, что и впоследствии поступали с русскими в Константинополе на основании древних договоров; странно думать, что норманны вообще заботились мало о сохранении и исполнении договоров: норманские пираты, быть может, мало заботились об этом, но уже показано было прежде, что русские князья не могли оставаться норманскими пиратами, и где доказательство, что они мало заботились об их исполнении и сохранении? После заключения Олегова договора Игорь пошел на греков; но где доказательства, что он пошел не вынужденный нарушением договора со стороны греков? Когда последние объявили ему, что будут платить столько же, сколько платили Олегу, то он заключил с ними мир; имеем право думать, что поход был именно и предпринят для того, чтобы восстановить прежние отношения. Святослав завоевал Болгарию по договору с греками же и потом вел против них войну оборонительную; поход Владимира тесно связан в летописи с намерением принять христианство; Ярослав послал сына на греков именно потому, что в Константинополе обидели русских купцов, следовательно, не выполнили договора. Надобно заметить, что у нас вообще походы древних русских князей на Византию представляются чем-то беспрерывным, обычным, тогда как всех их было только шесть.
Записав предание о смерти Олеговой, летописец вставляет известия о волхвах, являвшихся у других народов; вставка понятная по тому интересу, который возбуждали волхвы между современниками летописца. Долговременное княжение Игоря, от которого дошло очень мало преданий, пополняется известиями из греческой и болгарской летописи. Известие о первом походе Игореве на греков взято из тех же источников, известие о втором из туземных преданий; из них же взято оправдание в неудаче первого похода; очевиден тот же самый источник в известиях о смерти Игоря, о мести Ольги, о ее распоряжениях, о крещении, которое описано исключительно по туземным преданиям без всякого соображения с греческими источниками: это доказывает имя императора, при котором крестилась Ольга, Цимиский, и год события. Еще в княжение Игоря, 943 годом оканчиваются выписки из греческой или болгарской летописи о тамошних событиях, и с этих пор, очевидно, исключительное пользование туземными устными преданиями. Уже выше было замечено, когда должно было окончательно образоваться предание о проповедниках разных вер при Владимире; здесь заметим любопытное показание: во времена летописца жили люди, которые помнили крещение земли Русской; несмотря на то, во времена же летописца уже существовали различные противоречивые предания об этом событии, о месте крещения Владимирова; утверждая, что Владимир крестился в Корсуни, летописец прибавляет: «Се же не сведуще право глаголють, яко крестился есть в Киеве; инии же реша Василиви; друзии же инако скажут»; так, в одном дошедшем до нас житии Владимира сказано, что этот князь предпринимал поход на Корсунь, на третий год по принятии крещения. Заметим явную сшивку в начале княжения Святополкова: тотчас после известия о смерти Владимировой, после заглавия: о убиении Борисове, читаем: «Святополк же седе Кыеве по отце своем, и съзва кыяны, и нача даяти им именье», а после известия о смерти Святослава древлянского, читаем опять: «Святополк же оканный нача княжити Кыеве. Созвав люди, нача даяти овем корзна, а другым кунами и раздая множество». Очевидно, что об убиения св. Бориса и Глеба вставлено особое сказание в летопись: это доказывает особое заглавие; заметим, что вследствие сильнейшего развития церковной литературы в позднейших списках летописи мы встречаем распространенные сказания не только об убиении св. Бориса и Глеба, но также и о страдании первомучеников русских, варягов Феодора и Иоанна. В разных сказаниях о св. Борисе и Глебе замечаются разногласия; так, в сказании, вставленном в летопись, читается, что св. Глеб ехал из Мурома, полагая, что умирающий отец зовет его к себе, а в других сказаниях говорится, что Глеб во время кончины св. Владимира находился в Киеве, а не в Муроме и, узнав, что Святополк послал убийц на Бориса, отправился тайно вверх по Днепру, но был настигнут убийцами под Смоленском. Против первого известия приводят, что 1В 43 дня, протекшие междуубиением Бориса 24-го июля и Глеба 5-го сентября, не могли уместиться все события, рассказанные в этом известии, что гонец, посланный от Святополка в Муром, не мог возвратиться к своему князю с вестию, что Глеб отправился ранее первых чисел сентября, и если Святополк по этой вести отправил убийц вверх по Днепру, то как они успели проплыть в три или четыре дня около 650 верст ? Но, во-первых, из сказания вовсе не видно, чтоб Святополк послал убийц тогда только, когда получил весть, что Глеб отправился; в ожидании, что Глеб отправится по известному пути, он мог послать убийц гораздо прежде. Во-вторых, в сказании нет никаких хронологических указаний. Заметим также, что в оказании, помещенном в летописи, нет никаких противоречий, нет слов Борисовых «поне узрю лице брата моего меньшего Глеба, яко же Иосиф Вениамина». Во всяком случае видно, что и о событиях, последовавших за смертью Владимира, ходили такие же разноречивые предания, как и о событиях, сопровождавших крещение Руси. С другой стороны, заметим, что в известиях о первых событиях княжения Ярославова можно видеть сшивки известий из начальной Киевской летописи с известиями из начальной Новгородской, так что место, начинающееся после слов: «обладающе ими», и оканчивающееся словами: «И поиде на Святополъка; слышав же Святополк идуще Ярослава, пристрои без числа вои, руси и печенег, и изыде противу Любчю, он пол Днепра, а Ярослав об сю» — можно считать вставкою из Новгородской летописи, во-первых, потому, что это место содержит известие собственно о новгородском событии; во-вторых, потому, что в рассказе под следующим годом опять повторяется: «Приде Ярослав, и сташа противу оба пол Днепра».
