Чаша | страница 49
Я решил не сдавать позиций и стою на своем:
– Владимир Константинович.
Расчет простой: Владимира Константиновича не так-то скоро возьмешь в работу, как какого-то Володю.
Стою на своем и в третий раз повторяю:
– Владимир Константинович.
Серая старуха идет на уступки и отвечает не особенно по-русски, а с каким-то присвистом, как у немки-булочницы:
– Ну хорошо, – говорит, – Владимир Константинович, а вот это – Николай Александрович, а это – Георгий Александрович, Великие Князья, с ними учиться и жить будешь.
Я сию же минуту закатил серой старухе персидский глаз и сказал:
– Это Великие Князья? Ха-ха, смеялася Жанетта!
Серая старуха затряслась животом и сунула нас всех троих в соседнюю комнату, и в голове мелькнула мысль, что сейчас оно и начнется.
Огляделся: комната волшебная. Ничего подобного сроду не видывал. Во-первых, идет по полу железная дорога, маленькая, но настоящая, с рельсами, с сторожевыми будками, с тремя классами вагонов, стоят полки солдат с киверами, с касками, казаки в шапках, а вот лошади с гривами, верблюды с горбами, а вот Петрушка, вот медведь, вот Иван-дурак в клетчатых брюках, а вот барабан, ружья в козлах, труба с кисточкой, гора песку.
Глаза разбежались.
Спрашиваю:
– Чье это?
Старшенький матросик отвечает спокойно:
– Наше.
– Не врешь?
– Не вру.
– Пустить железную дорогу умеешь?
– Умею.
– А ну, пусти.
Матросик завел ключиком, паровоз побежал, из будки вышла сторожиха, замотала флагом, на платформе появился пузатый начальник, зазвонил звонок, и тут я впервые понял, что во дворце могут делаться чудеса.
У меня мороз по коже пошел, а мальчики в матросках стоят и не удивляются.
– Вы – Великие Князья? – спросил я старшенького.
– Да, – ответил тот.
Я расхохотался.
– Какие же вы великие, когда вы – маленькие?
– Нет, мы – Великие Князья, – серьезно, с верой в правоту, настаивал старшенький.
Второй молчал, смотрел на меня во все глаза и сопел.
– Хорошо, – сказал я, становясь на изготовку, – если вы – Великие Князья, тогда хочешь, вы оба на левую руку?
– Мы не понимаем, – сказал старшенький.
– Чего же не понимать? – сказал я. – Вот видишь, правую руку я завязываю поясом, а левую на вас обоих.
– Ты хочешь драться?
– Разумеется.
– Но мы на тебя не сердиты.
– Тогда я – первый силач здесь.
– Хорошо, – сказал примирительно старшенький, – а когда я рассержусь, мы попробуем.
Он меня потряс, этот мальчуган, чистенький, хорошенький, с блестящими глазками: на первый взгляд – девчонка. Смотрит прямо, улыбается, испуга не обнаруживает. Опыт Псковской улицы мне показал, что вот такие девчонко-мальчики оказываются в бою иногда серьезными бойцами, и я с первой минуты намотал это себе на ус.