«Вайолет, Клаус и Солнышко, когда вы будете читать эту записку, моя жизнь уже придет к ее концу. Моя душа оледенела, как оледенел Айг, жизнь стала нивыносимой, и я безроботно плинимаю сваю учясть. Вам, детям, не понять, чтоп отчаенная судьба сделала вдовицу такой нещасной, что превела ее к такой крайности. Но только знайте: мне так лучше. Вырражая мою последнюю волю и решение, оставляю вас троих на папечение Капитана Шэма, доброго и благородного человека. Пожалуйста, думайте обо мне хорошо несмотря на мой ужасный поступок.
Ваша Тетя Жозефина».
– Прекрати! – закричала Вайолет. – Перестань перечитывать записку вслух, Клаус! Мы уже знаем, что в ней написано.
– Я просто не могу поверить. – Клаус повертел бумагу и так и этак уже в который раз. Бодлеровские сироты с унылым видом сидели за обеденным столом, на котором все еще стояла холодная лимонная похлебка, а в душе у них нарастал ужас. Вайолет уже позвонила мистеру По и рассказала, что случилось, и, изнывавшие от тревоги, не в силах заснуть, Бодлеры всю ночь напролет ждали, когда мистер По появится с первым же паромом. Свечи почти догорели, и Клаус читал записку Тети Жозефины, пригнувшись к самому пламени.
– Что-то тут есть занятное, только никак не пойму, в чем дело.
– Как ты можешь такое говорить? – возмутилась Вайолет. – Тетя Жозефина выбросилась из окна. В этом нет ничего занятного.
– «Занятное» не в смысле «забавное», а в смысле «странное». Послушай, в первой фразе она говорит: «моя жизнь уже придет к ее концу».
– И пришла. – Вайолет поежилась.
– Я не о том, – нетерпеливо сказал Клаус. – Она пишет «к ее концу». Но так не говорят. Правильно будет сказать «к своему концу». – Он схватил визитную карточку Капитана Шэма со стола. – Помните, что она сказала, когда увидела карточку? «Каждой лодке ее парус». Она сказала, что это серьезная грамматическая ошибка.
– Кто думает о грамматических ошибках, – прервала его Вайолет, – когда выпрыгивает из окна?
– А вот Тетя Жозефина думала бы, – возразил Клаус. – Грамматика – для нее было главное. Помните, она говорила, что грамматика – величайшая радость жизни?
– Но этого оказалось недостаточно, – с грустью проговорила Вайолет.
Как бы она ни любила грамматику, все равно в записке говорится, что жизнь для нее стала невыносимой.
– Но тут как раз опять ошибка, – настаивал Клаус. – Тут написано не «невыносима», а «нивыносима» – «и» вместо «е».
– Ты сам невыносимый через «е», – вспылила Вайолет.
