Я с трудом выбрался из-под чудовищно тяжелой туши и в изнеможении опустился на табурет. Неведомо откуда появившаяся служанка Мария помогла мне стянуть окровавленную рубаху и принялась хлопотать над моими ранами.
— Вы великий воин, благородный Вадимир.
Я был того же мнения, но врожденная скромность помешала мне признать сей факт вслух. Поэтому я потупил очи и молча выслушал потоки похвал, которые Мария обрушила на мою голову. Между прочим, далеко не всё в ее словах было неправдой. Зверь апокалипсиса даже в дохлом виде внушал уважение. Наверное, поэтому спустившийся в зал на трясущихся ногах отец Жильбер обошел его стороной.
— Мы ничем не могли вам помочь, рыцарь, но то, что вы свершили, прославит ваше имя в веках.
Доброе слово и кошке приятно, особенно если оно прозвучало из уст человека далеко не робкого сердцем. Ибо не у каждого хватит мужества выйти на монстра с одним только серебряным распятием в руках. А мне оно спасло жизнь. Я указал на крест отцу Жильберу. Пересиливая страх, священник подошел к чудовищу и вырвал символ своей веры из глаза исчадия ада.
К счастью, во время схватки со зверем никто особенно не пострадал, если не считать моей попорченной в нескольких местах шкуры и помятых ребер старого рыцаря Гийома. Очнувшиеся Жан и Жак довольно бесцеремонно перевернули зверя на спину, а потом вогнали в его грудь осиновый кол.
— На всякий случай, — как пояснил мне отец Жильбер.
Зверя решено было сжечь на костре, а его пепел зарыть в землю. По мнению священника, именно эти действия должны были окончательно снять проклятие с рода де Руж. Я охотно согласился с отцом Жильбером, этот убитый монстр был мало похож на птицу Феникс, и вряд ли он когда-нибудь восстанет из пепла, даже если о его воскрешении будут хлопотать высшие адские инстанции.
Последними в зал к озабоченным предстоящим действом людям спустились две юные девы, слегка испуганные и чем-то сильно огорченные.
— Вы обманули меня, рыцарь Вадимир!
Прекрасная Маргарита не нашла ничего лучше, как предъявить претензии герою, вместо того чтобы осыпать его цветами и словами благодарности. Подобное поведение дочери глубоко огорчило благородного Гийома, который тут же принес мне извинения за ее недостойное поведение.
— У бедной девочки, видимо, помутился рассудок от пережитого ужаса.
— Он обманул нас всех, — обиженно надула губы капризная дочь благородного рыцаря, — его оруженосец не мальчик, а девочка.
— Быть девушкой — это не грех, — осторожно заступился за меня отец Жильбер. — Грех — предаваться беспутству.
