Мы взяли с собой одеяло и бутерброды, ближе к вечеру мы улеглись на солнце на маленькой полянке. После того как мы поели, Агнес заснула, но я не был усталым и сел, чтобы покурить. Лучи пробивались сквозь листву и покрывали световыми пятнами тело спящей Агнес. Я смотрел на нее и не узнавал. Ее лицо было для меня словно незнакомый пейзаж. Закрытые глаза стали двумя холмами в неглубоких кратерах глазных впадин, нос — изящным горным хребтом, равномерно подымающимся вверх, чтобы расшириться и оборваться у рта. Я впервые заметил мягкие ямки по бокам глаз, округлость подбородка и щек. Все ее лицо казалось мне чужим, жутковатым, но гораздо реальнее, чем прежде. Хотя я не касался Агнес, у меня было пугающее и в то же время опьяняюще прекрасное чувство, будто я охватываю ее, как вторая кожа, будто все ее тело разом прильнуло ко мне.
Я не двигался. Последние солнечные лучи исчезли с лужайки, и стало прохладнее. Рот Агнес непроизвольно скривился, по ее лбу пробежали морщины. И тогда она проснулась. Я лег рядом с ней и прижал ее к себе.
— Ты что? — спросила она и удивленно посмотрела мне в глаза.
Я уходил от ее взгляда, но не отпускал ее, прижимался к ней еще крепче и целовал ее шею и лицо. Она заулыбалась.
— У меня было странное чувство, — сказал я, — будто я совсем близок к тебе.
— И сейчас тоже? — спросила она.
Я не ответил, и Агнес тоже не говорила ничего, только крепко прижималась ко мне, словно боялась, что я снова удалюсь от нее. Потом я сказал ей, что люблю ее, но этого было мало, а раз я не знал, какими еще словами описать свое чувство, я снова замолк, и весь вечер мы почти не разговаривали.
Моя любовь к Агнес изменилась, она была иной, не похожей на все, что я испытывал прежде. Я ощущал почти телесную зависимость, если ее не было рядом, у меня было унизительное чувство, будто я — только половинка настоящего человека. Во время прежних романов я всегда настаивал на том, чтобы у меня было достаточно времени для себя самого, а сейчас я не мог насытиться встречами с Агнес. После нашей прогулки в парке я все думал о ней и действительно успокаивался, лишь когда она приходила и я мог смотреть на нее, прикасаться к ней. Но когда она была у меня, я словно пьянел, и все окружавшее меня, — воздух, свет, казалось мучительно ясным и близким, даже течение времени становилось ощутимым. Впервые в жизни у меня было чувство, что в меня проникает нечто из внешнего мира, нечто чужое, непонятное.
