Он ко всему еще и свидетель! Ну, Вовка! Ставь бутылку!
Грабителя в это время обыскивают. Он стоит, морда, и смотрит исключительно на Дмитрия Николаевича, запоминает портрет. Ишь, Раскольников!
Начинают составлять протокол и опись. Шкафообразный сотрудник, морщась, держится за плечо и диктует. Похоже, он в опергруппе главный и всю тяжелую работу берет на себя, даже вышибание дверей.
– Первое… Топор. Кухонный, острый, для рубки мяса. Второе… в левом боковом кармане девятьсот пятьдесят рублей полусотенными купюрами.
– Вовкины деньги! – встревает Дмитрий Николаевич. – Он крупные купюры откладывает. На машину.
– Помолчите, свидетель. Третье… связка ключей разных типов. Четвертое… пачка папирос «Беломорканал». Пятое… золотое кольцо с камешком…
– Покажите… – опять вскакивает Дмитрий Николаевич. – Анькино кольцо! С изумрудом! Узнаю, она хвасталась. Вовкиной жены!
– Шестое… удостоверение судового механика Черноморского пароходства на имя Сигизмунда Григорьевича Королькова. Фотография не похожа. Удостоверение вроде не поддельное… Где взяли удостоверение, задержанный?
– Взял уж, – отмахивается верзила. – В карты выиграл. Давай, начальник, вези в участок. Все ясно, нечего тут…
– А мне спешить некуда. Настоящее имя?
– Иван Петрович Сидоров.
– Ваньку валяешь, значит? Ладно, проверим. Профессия?
– Какая там профессия… Рецидивист, – чистосердечно признается верзила.
Последнее слово действует на Дмитрия Николаевича специфически… Незалеченный гастрит дает о себе знать. Он извиняется и спешит в Вовкин совмещенный санузел. Щелкает выключателем, тянет дверь на себя и…
И…
И вот теперь можно писать статью о русском символизме.
В Вовкином санузле на краешке ванны сидит Прекрасная Дама.
Несомненно, это и есть та самая Прекрасная Дама, которую описал Блок. Платье, правда, не белое, но шейка лебединая. Высока, стройна, воздушна, глаза скрыты под темными очками с приклеенной итальянской лайбой, но отдельные детали лица прекрасны – губки, ушки и все такое.
– Извините, – лепечет Дмитрий Николаевич.
– Ты что, козел, издеваешься? – с ненавистью шепчет Прекрасная Незнакомка, снимает очки и пронзает Дмитрия Николаевича лазурным взглядом.
И пропал Дмитрий Николаевич Чухонцев, русский символист и мечтатель, – тут жизнь ключом, перестройка, квартиры грабят, а он весь в каких-то литературных символах! Надо же… глаза синие, как у блоковской незнакомки. Конечно, Дмитрий Николаевич не такой дурак, чтобы не понимать, что эта распрекрасная Дама работает с верзилой на пару, и что она такая же рецидивистка, только тот в бегах, а эта выпущена по амнистии к Международному женскому дню 8 Марта (одно не исключает другого, в свое время Сонька Золотая Ручка тоже, наверное, была Прекрасной Дамой), он все понимает, но гражданская нетерпимость Дмитрия Николаевича к темному элементу вступает в непримиримое противоречие с его поэтической натурой: одно дело с легкой душой скрутить верзилу с топором, а совсем другое – отдать в руки правосудия Прекрасную Незнакомку.
