Прибежали с данными. Один доложил:
– Из Сибири. Родители – крестьяне.
Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке.
– Да? – спросил Изящный.
– Как штык,– ответил Иван.– Чтоб мне сдохнуть!
– Маэстро?
– Через... две с половиной минуты,– ответил маэстро, поглядев на часы.
– Приступайте,– сказал Изящный. Маэстро и с ним шестеро чертей – три мужского пола и три женского – сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться. Вот они сыгрались... Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином – в любви, в сострадании.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет,
Унылую песню заводит,
О родине что-то поет.
Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем.
Бродяга Байкал переехал,-
Навстречу родимая мать.
Ой, здравствуй, ой, здравствуй,
родная,
Здоров ли отец мой и брат?
Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед.
– М-мх...– сказал он.
***
А в пустые ворота пошли черти.
А А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни – звала на простор, на вольную волю.
А черти шли и шли в пустые ворота.
Стражнику поднесли огромную чару... Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал:
– М-мх...
Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землею зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири -
Давно кандалами гремит.
Стражник дал кулаком по колену, поднял голову – лицо в слезах.
А брат твой давно уж в Сибири -
Давно кандалами гремит,-
пропел он страдальческим голосом.
– Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"! Пропади все пропадом, гори все синим огнем! Дай вина!
– Нельзя, мужичок, нельзя,– сказал лукавый маэстро.– Ты напьешься и все забудешь.
– Кто?! – заорал стражник. И лаппул маэстро за грудки.– Кто тут меня учить будет?! Ты, козел? Да я тебя... в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!..
