–.Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизак) сколько хошь. Завалю романсами. Например'
Хаз-булат удало-ой, Бедна сакля твоя-а, Золотою казной Я осыплю тебя-а!..
А? Романс!..– Ванька почуял некую перемену в Горы-ныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке.– Мх, ты... свирепый. Свирепунчик ты мой. – Не ёрничай,– сказал Горыныч.– А то откушу руку
–Ванька отдернул руку.
– Ну, ну, ну,– молвил он мирно,– кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.
– Будешь,– сказала голова Горыныча, которую Иван приголубил.– Я тебе возьму и голову откушу.
Две другие головы громко засмеялись.
И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.
– Тогда-то уж я и вовсе не спою – нечем. Чем же я петь-то буду?
– Филе,-сказала голова, которая давеча говорила "лангет". Это была самая глупая голова.
– А тебе бы все жрать! – обозлился на нее Иван.– Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то. – Ванюшка, не фордыбачь,– сказала Баба-Яга.– Пой.
– Пой,– сказала и дочь.– Разговорился. Есть слух – пой.
– Пой,– велела первая голова.– И вы тоже пойте.
– Кто? – не поняла Баба-Яга.– Мы?
– Вы. Пойте.
– Может быть, я лучше одна? – вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану.– С мужиком петь... ты меня извини, но...
– Три, четыре,– спокойно сказал Горыныч.– Начали.
Дам коня, дам седло,-
запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:
Дам винтовку свою-у,
А за это за все
Ты отдай мне жену-у.
Ты уж стар, ты– уж се-ед,
Ей с тобой не житье,
С молодых юных ле-ет
Ты погубишь ее-о-о.
Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.
– Дальше,– тихо сказал он.
Под чинарой густой,-
пел дальше Иван,-
Мы сидели вдвое-ом,
Месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.
И Иван с чувством повторил еще раз, один:
Эх, месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом...
– Как ты живешь, Иван?– спросил растроганный Горыныч.
– В каком смысле? – не понял тот.
– Изба хорошая?
– А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.
– Хочешь отдельную избу?
– Нет. Зачем она мне?
– Дальше.
Она мне отдала-ась...-
повел дальше Иван,-
До последнего дня...
– Это не надо,– сказал Горыныч.– Пропусти.
– Как же? – не понял Иван.
– Пропусти.
– Горыныч, так нельзя,– заулыбался Иван,– из песни слова не выкинешь.
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина.
– Но ведь без этого же нет песни! – занервничал Иван.– Ну? Песни-то нету!
– Есть песня,– сказал Горыныч.
– Да как же есть? Как же есть-то?!
