Старики вышли из шатра, постояли и ощупью стали спускаться по сходне – одной гибкой доске, на которой в изредь набиты поперечные рейки.
– А ты, Иване, догадлив: голову за пазушку положил, – с сердцем сказал Стырь. – Чего же язык проглотил, когда я про девку-то заикнулся? То – «надо присоветовать ему», а то онемел сразу. И присоветовал бы – самое время.
– Боюся, – просто сказал расстрига. – Зачем, думаю, на свою руку топор ронять?
– Э-э… да ты из этих, правда-то, из думных? – съехидничал Стырь.
Расстрига вздохнул. Помолчал и сказал с грустью:
– Был когда-то и во мне молодца клок – выдрали.
На берегу их ждал Иван Черноярец.
– Ну? – спросил есаул; он надеялся на стариков.
– Отойдет, – пообещал Стырь. – Весь в деда свово: тот, бывало, оглоблю схватит – дай бог ноги. Потом ничего – отходил. И у этого ухватки такие же. Вылитый дед Разя.
– Оглобля – куда ни шло, – заметил Черноярец. – Этот чего похуже хватает.
– Лют сердцем, правда. А вот Иван у их был – девка красная! Вот кого я любил! И этого люблю, но… боюся, – признался и Стырь. – Не поймешь никак, что у его на уме.
– Извести ее, что ли, гадину? – размышлял вслух есаул. – Насыпать ей чего-нибудь?..
– Не, Иван, то грех. Что ты! – чуть не в один голос сказали старики.
– С ей хуже грех! «Грех»… Мы из-за ее есаула вон потеряли – вот грех-то!
– Нет – грех страшенный: травить человека, – стояли на своем старики; особенно расстрига взволновался. – Грех это великий. Лучше так убить.
– Убей так-то! – воскликнул есаул. – На словах-то вы все храбрые…
– Посмотрим. Домой он ее, что ли, повезет? Там Алена без нас ей голову открутит. Где Фрол-то? – спросил Стырь.
– Вон, у огня сидит. Сушится. Как завтра-то быть? – Черноярец был в большом затруднении. – Ума не приложу.
– Пошли к Фролу, – сказал Поп. – Чего-нибудь придумаем.
– Что-то у меня голова какая-то стала?.. Забыл, чего-то хотел сказать тебе, Иван… – Стырь придержал есаула, потер ладошкой лоб. – Чего я хотел сказать-то?
– Ну? – недовольно сказал есаул. – Чего?
– А-а!.. Спомнил: пошли выпьем по чарочке! Прямо из головы вылетело. С вечера же ишо помнил…
– Чтой-то, Стырь, худой ты становисся, – заметил Черноярец. – Такие дела забываешь… Стареешь?
– Я? Нисколь. Кто тебе сказал?
– Стареешь. – Есаул любовно хлопнул старика по загривку. – Ты рази такой был? Я же помню…
– Старею, Ваня. Осталось мне выпить на этом свете всего… двадцать бочек вина. – Стырь сказал это с наигранной грустью, даже сморкнулся как-то печально.
