Последняя ночь в Катманду | страница 32



— И ему это удалось. Развеселить и одурачить меня.

И вправду, короткая интермедия, разыгранная Хари, помогла им почувствовать себя уютнее и открытее в обществе друг друга.

Махеш придвинул поближе к столу свое кресло, слегка наклонился вперед, упираясь локтями в колени, и посмотрел Синтии в глаза.

— Мисс Спаркс, может, это прозвучит слегка бестактно, но вы знаете обо мне почти все, а вот я о вас знаю только то, что вы блестящая журналистка и прекрасная наездница. Расскажите о себе больше.

Синтия удивленно подняла брови. С какой стати ему захотелось узнать о ней больше?

Она пожала плечами.

— Что именно вам хотелось бы узнать? О моей семье? О том, как я росла и воспитывалась? Где училась?

— Да. Вы живете такой интересной жизнью… Начните с детства.

И Синтия начала. Сначала сдержанно, но вскоре, заметив, как внимательно и участливо он слушает, разошлась и незаметно увлеклась своими рассказами о детстве и семье, смешными историями из жизни в колледже и университете…

Махеш время от времени задавал ей вопросы и искусно помогал вспомнить самые интересные и волнующие события ее жизни. Он не дал ей остановиться, даже когда в гостиной появился Хари с чаем. Махеш сам принял из рук Хари поднос и коротко поблагодарил его, не спуская с нее глаз, не желая терять нить ее пестрых повествований.

И Синтия с воодушевлением и задором доставала из памяти все, что ей приятно было вспомнить.

Единственное, чего ей не хотелось вспоминать, были ее любовные романы. Эта область вот уже несколько лет была под строгим запретом для нее самой, потому что отношения с мужчинами ничего радостного и светлого в ее памяти не оставили.

Мужчины влюблялись в нее, теряли головы, обещали и клялись, добивались… Но вскоре бросали. Впрочем, у нее их было не так много, а если еще честно, то только двое. Первая любовь — в университете, вторая — два года назад. Оба были журналистами.

Нет, заглядывать в эти темные уголки своей души, где до сих пор таятся обиды, Синтии совсем не хотелось. Тем более не хотелось, чтобы туда заглядывал мужчина.

Она два года мучительно пыталась понять, почему оба романа в ее жизни имели один и тот же конец. Может, дело было не в мужчинах, а в ней самой? Почему ее никогда не покидало чувство, что в ее любовных историях чего-то не хватает? Чего-то самого главного? И она догадывалась, что этим главным была любовь. Да, она боялась открыть свое сердце. Но почему? Может, интуитивно чувствовала, что ее возлюбленным такая жертва не нужна?