Хью смотрел, наслаждаясь ее растерянностью.
— Но не раньше весны, думаю. Спешить некуда. Ненавижу путешествовать поздней осенью.
Она не сказала ничего, только сильнее натянула одеяло, будто оно могло защитить ее.
— И долго мы будем притворяться? Я знаю, ты хорошо образована. Ты постоянно выдаешь себя словами, манерой говорить, знаниями, которых не должна иметь. Мне скучно, Лиат. Мне никогда не было так скучно, как в последние два года, которые я провел в этой северной глуши, общаясь с благословенной паствой. Черт возьми, Лиат, можем же мы заключить перемирие и разговаривать, как должно культурным людям. Я готов предложить тебе сделку. — Он приостановился, давая возможность оценить свое великодушие: — Я научу тебя аретузийскому, если ты дашь мне несколько уроков джиннского. Королева София при жизни желала обучить всех нас языку Аретузы. Она была племянницей аретузийского императора, как ты знаешь, я думаю. Наша воспитательница, мать Моника, сочла возможным, чтобы те из нас, избранные, кто был отдан под ее присмотр, действительно знали этот язык. На случай, если кто-то из нас возглавит посольство в те земли. И вот однажды я спросил ее, не может ли она заодно научить нас и джиннскому. «Язык этот годится только для язычников и колдунов», — отвечала она. И одно это вселило в меня желание выучить его, хотя об этом я не обмолвился ни словом. Но до знакомства с твоим отцом я не встречал никого, кто знал бы его. Так что, мое сокровище? Что скажешь?
Лиат понимала: что-то во всем этом было не так. До тех пор, пока она не давала ему ничего, она была в безопасности. Но уверенность была поколеблена. Может быть, он заслуживал некоторой симпатии, оторванный от роскоши королевского двора и заброшенный в глухомань, где не было равного ему. Неудивительно, что он обихаживал отца. А выучив аретузийский, она сможет перевести комментарии к древнему тексту в «Книге тайн». И возможно, разберет странный древний язык…
— Не знаю… — ответила она низким голосом.
Он улыбнулся. Она вмиг поняла, что потеряла что-то важное, что он выиграл схватку и встал на путь победы в войне между ними. Она соскочила с кровати, прижалась к стене, чтобы сохранить расстояние между ними, и выскользнула из кельи. Подальше — на кухню. К тяжелой, но безопасной работе. А Хью неожиданно и не к месту запел песню:
Владычица славится Своей красой,
Господь могуч Своей десницей,
Благословенны мы, Их дети.
Слава, слава, слава почиет в их взоре.
