Впрочем, каковы бы ни были размышления несчастного молодого человека, должно быть, они были очень печальны, потому что жгучие слезы пробивались сквозь пальцы и приглушенные рыдания вырывались из его груди, несмотря на все усилия удержать их. Наконец он приподнял лицо, побледневшее от страданий, и провел рукой по влажному лбу.
— Прочь слабость! — сказал он с печальной улыбкой. — Прощайте, мои прекрасные мечты! Мое сердце должно быть теперь мертво для всякого другого чувства, кроме ненависти!
Он отпер сундук, вынул матросское платье, положил его на стул и с последним вздохом стал снимать свой блестящий костюм.
Он уже заканчивал переодеваться в матросское платье, когда в дверь тихо постучали.
— Это он! — прошептал граф и пошел отворить дверь.
Человек лет сорока, по наружности походивший на матроса, со шляпой в руке, почтительно стоял на пороге.
— Войдите, мэтр Агуир, — сказал граф.
Матрос поклонился и вошел в комнату.
— Se pues hablar?8 — произнес он, бросая вокруг подозрительные взгляды.
— По-французски или по-испански, как хотите, мэтр Агуир, — ответил молодой человек, запирая дверь, — мы одни.
— Хорошо. Если так, нам нечего опасаться, ваше сиятельство.
— Гм! Метр Агуир, оставьте, пожалуйста, вашу привычку называть меня сиятельством, отныне зовите меня просто Марсиалем, — это имя я намерен принять.
— Буду повиноваться, — ответил Агуир, кланяясь.
— Хорошо, садитесь и поговорим.
— По вашему приказанию я был у капитана «Каймана».
— А! Его название «Кайман»?
— Да.
— Хорошее имя для флибустьерского судна.
— Оно и есть флибустьерское.
— Знаю, а этого здесь и не подозревают?
— Вовсе нет, — его принимают за судно, торгующее чернокожими невольниками; при этом капитан осторожен: он никого не отпускает на берег, вот уже неделя как он бросил якорь в Сакрифичиосе, и ни один матрос из его экипажа не был в Веракрусе.
— Да, смелая игра, но ведь все может в конце концов открыться.
— Сегодня ночью он снимается с якоря.
— О-о! Стало быть, нам надо поторопиться.
— Я так и сделал. По странной случайности я находился в Сакрифичиосе во время прибытия этого судна; несмотря на то, что оно перекрашено и переоснащено, такого старого моряка, как я, это обмануть не могло. Их ухватки показались мне подозрительны и…
— Зачем же путаться? — перебил молодой человек, улыбаясь. — Почему бы не сказать мне откровенно.
— Что такое? — спросил Агуир, вздрогнув от изумления.
— Да, конечно, ведь я теперь ваш. Дело очень просто. Вы баск из Байонны, то есть полуиспанец, вы воспользовались этим, чтобы поселиться здесь, но с какой целью? Теперь это меня не касается, так что я ничего вам не скажу, только вы устроились так, чтобы у вас всегда оставалась возможность поддерживать связь с вашими друзьями — Береговыми братьями. Смысл истории, которую вы мне поведали сейчас, состоит в том, что вы уже несколько дней ждали этого судна; теперь, когда мы поняли друг друга, как я надеюсь, пожалуйста, продолжайте, я весь превратился в слух.
