Посреди лагеря устроили две хижины — одну для вождей, другую для проведения совета. Перед входом в последнюю водрузили тотем племени, перед первой повесили священную трубку мира.
Необходимо объяснить, что означают эти два знака, о которых упоминали многие писатели, не описывая их, хотя для желающих основательно познакомиться с индейскими нравами очень важно знать об этом. Тотем — это своего рода знамя, отличительный знак каждого племени.4. Он также называется иногда кукевиум.
На этом знамени у каждого племени имеется изображение какого-нибудь животного: койота, ягуара, бизона и т.п.
Упомянутый выше тотем носил изображение белого бизона.
Древко тотема украшается разноцветными перьями, прикрепленными к нему перпендикулярно. Носит тотем только вождь племени.
Трубка мира — это трубка длиной в пять, шесть и даже десять футов. Иногда встречаются трубки круглой формы, но чаще — плоской. Они украшаются цветными изображениями животных, волосами, иглами дикобраза и яркими птичьими перьями. Трубка — вещь священная, по представлениям индейцев, данная людям солнцем. Вот почему она никогда не должна прикасаться к земле.
В лагере трубку мира обыкновенно кладут на две палки с раздвоенными наподобие вил концами, воткнутые в землю.
Личность индейца, обязанного нести трубку мира, считается неприкосновенной. Чаще всего это делает какой-нибудь прославленный воин того же племени, получивший в сражении такую рану или увечье, которые не дозволяют ему принимать участие в битвах.
Солнце уже взошло, когда апачи закончили свои приготовления.
Несмотря на всю отвагу, белые почувствовали, как дрожь пробежала по их членам, когда увидели, что враг окружил их со всех сторон, тем более, что в утреннем тумане на горизонте обнаруживались все новые и новые отряды Indios Bravos, направлявшиеся к холму.
— Гм! — произнес Валентин, покачав головой. — Дело будет нешуточное.
— Вы считаете наше положение небезопасным? — спросил генерал.
— Более того, я нахожу его отвратительным, — отвечал охотник.
— Canarios! — проворчал генерал Ибаньес. — Значит, мы погибли.
— Да, — отвечал француз, — если не случится какого-нибудь чуда.
— Caspita! То, что вы говорите, неутешительно, знаете ли, друг мой. Итак, по-вашему, у нас нет никакой надежды?
— Черт возьми! — ответил Валентин. — У нас есть только одна надежда.
— Какая? — с живостью спросил генерал.
— Такая же, как у повешенного, надеющегося, что веревка оборвется.
Генерал недовольно пожал плечами.
