Белая Газель, увидев его, побледнела и снова упала без сознания.
Сын Крови вгляделся в окружающую его ночную мглу и, убедившись, что все кругом спокойно, опять склонился над девушкой.
Бледная, словно белая лилия, поверженная грозой, с закрытыми глазами, она даже не дышала.
Сын Крови поднял ее дрожащими руками, перенес на другое место и положил на расстеленном плаще у подножия развалившейся стены. Голова несчастной бессильно лежала на его плече.
Он долго не спускал с нее глаз.
Душевная боль и жалость отразились на суровом лице Сына Крови.
Он, жизнь которого до сих пор была всего лишь нескончаемой беспросветной драмой, который не знал, что такое сердце, нежное чувство и любовь, он, Мститель, истребитель бандитов, — он был взволнован и ощущал, что внутри его поднимается какое-то новое, незнакомое ему чувство.
Две слезы скатились по его загорелым щекам.
— О, Боже мой! Неужели она умерла! — воскликнул он с тревогой. — Я подло и жестоко поступил с этим слабым созданием, и Бог карает меня за это!
Имя Бога, упоминаемое им до сих пор только в шутку, он произнес теперь с благоговением.
Это было чем-то вроде молитвы, крик, вышедший из самого сердца.
Этот неукротимый человек был наконец побежден: он уверовал в Творца.
— Как помочь ей? — спрашивал он себя.
Дождь, ливший потоками на молодую девушку, наконец заставил ее очнуться.
Она приоткрыла глаза и произнесла слабым голосом:
— Где я? Что произошло со мной? О, я думала, что уже умерла.
— Она говорит… жива… спасена! — воскликнул Сын Крови.
— Кто здесь? — спросила она, с трудом приподнявшись.
При виде смуглого лица охотника ею овладел ужас, и она снова упала навзничь с закрытыми глазами.
Она начинала припоминать все то, что приключилось с ней.
— Успокойтесь, не бойтесь, дитя мое, — произнес Сын Крови, стараясь смягчить суровый тон своего голоса. — Я ваш друг.
— Мой друг? Вы?! — воскликнула она. — Что значит это слово в ваших устах?
— О, простите меня, я был без ума, я не знал, что делать!
— Простить вас! Почему? Разве я не рождена для страданий?
— Как же она должна была страдать! — прошептал Сын Крови.
— Да, — продолжала девушка точно в бреду, — да, я много страдала. Жизнь моя, хотя я еще очень молода, была до сих пор сплошным нескончаемым страданием. А между тем я припоминаю, что когда-то, очень, очень давно, я была счастлива. Но теперь воспоминание об этом счастье причиняет мне величайшую боль.
Вздох вырвался их ее стесненной груди, она закрыла лицо руками и горько заплакала.
