— С целью меня спасти, просто из человеколюбия, что, впрочем, доказало его последующее поведение. Своим избавлением от преследовавших нас апачей мы обязаны ему одному.
— Все, что вы рассказываете, нинья, кажется мне невероятным сном. Слушая вас, я не пойму, сплю я или бодрствую.
— Но разве этот человек совершал какие-нибудь гнусные поступки, что у вас сложилось о нем такое дурное мнение? — Эстебан Диас не отвечал, он казался сконфуженным. Наступило минутное молчание.
— Говорите, друг мой, говорите, я вас слушаю.
— Гермоза, — продолжал он, — будьте осторожны, не позволяйте себе неблагоразумно следовать порывам вашего сердца. Берегите себя от горьких разочарований в будущем. Каменное Сердце, как я вам сказал, сын Тигровой Кошки. О его отце мне нечего вам сказать. Это чудовище приобрело слишком кровавую репутацию, чтобы необходимо было входить в какие-либо подробности. «Слава» отца, естественно, отразилась на сыне, создавшего репутацию убийцы и грабителя. Его боятся точно так же, как и отца. Однако, справедливости ради, я должен признать, что, хотя его и обвиняют в страшных злодеяниях, каких-либо доказательств на этот счет не существует. Он сам и его жизнь окружены непроницаемой таинственностью. Существует много домыслов на этот счет, но истинной правды никто не знает.
— Ах! — вздохнула донна Гермоза. — Эти слухи ошибочны.
— Не спешите брать его под защиту, Гермоза. Как говорится, в каждом слухе есть доля истины. Впрочем, уже одно его ремесло могло бы служить уликою против этого человека.
— Я вас не понимаю, Эстебан. Какое ремесло вы имеете в виду?
— Каменное Сердце — охотник за пчелами.
— Как? Охотник за пчелами? — перебила его донна Гермоза, смеясь. — Но мне это ремесло кажется самым невинным.
— Да, название приятно звучит на слух. Ремесло само по себе совершенно невинное, но пчелы, эти часовые цивилизации, которые, по мере того как белые завладевают Америкой, проникают в самые неприступные пустыни, требуют от людей, охотящихся за ними, совершенно особой закалки, бронзового сердца в железном теле, твердой решимости, неукротимого мужества и воли.
— Простите, я перебью вас, Эстебан, но все. что вы говорите, только делает честь людям, решающимся на такое опасное ремесло.
— Да, — продолжал он, — вы были бы правы, если бы эти люди, полудикие по причине жизни, какую они ведут, беспрерывно подвергающиеся серьезным опасностям, принужденные постоянно защищать свою жизнь от краснокожих и от хищных зверей, подстерегающих их на каждом шагу, не взяли бы за правило убивать людей, и делают они это совершенно равнодушно. Для них убить человека все равно что коптить пчелиный улей. Часто они убивают просто от нечего делать, стреляют в первого встречного, белого или краснокожего, словно в мишень. Поэтому индейцы боятся их гораздо больше, чем хищных зверей. И они бегут от охотника за пчелами с большим страхом и поспешностью, нежели от серого медведя, самого лютого обитателя наших американских лесов. Поверьте, нинья, я ничего не преувеличиваю. Когда эти люди появляются на границах, начинается всеобщая паника, потому что их путь полит кровью и усыпан трупами их жертв, лишившихся жизни по большей части по какому-нибудь ничтожному поводу. Словом, милое дитя, охотники за пчелами — это чудовищные существа, обладающие всеми пороками белых и краснокожих, но не позаимствовавшие от них ни одного хорошего качества. В результате ни те, ни другие не приемлют охотников за пчелами.
