Он замолчал, ожидая моей реакции.
Если он хотел произвести эффект, то я его не разочаровала. Так разволновалась, что поперхнулась бигмаком. Пару секунд казалось, что меня придется откачивать, но Джерри дал мне воды, и кусок проскочил.
– Ну? – спросила я, когда наконец смогла выдавливать из себя иные звуки, кроме хрипа.
– Я вспомнил один из дней, когда принес продукты миссис Гаррити. Это было то ли в предыдущий раз, то ли еще раньше…
Он замолчал.
– Ясно, – заверила я его. – Дальше. – Я была так взвинчена, что едва сдерживалась, чтобы не заорать.
– Так вот, когда я ставил на стол пакет с продуктами, он порвался. В пакете были овощи, они покатились по полу, вот я и кинулся их подбирать, несколько помидорин закатилось под холодильник. Не могу сказать наверняка, но я вполне мог схватиться за дверцу холодильника. Когда вставал. Это же довольно естественно, вы не находите?
– Совершенно естественно! – вскричала я торжествующе.
Самая важная улика против Джерри улетучилась. Во всяком случае, с моей точки зрения. Я понимала, что для полиции эти объяснения – пустой звук. Но все равно это важно, чертовски важно! Один узелок я развязала.
В офис я заявилась около двух и сразу же позвонила Луизе Константин. После некоторых уговоров она согласилась принять меня в восемь вечера. Должна сказать, особого энтузиазма Луиза не проявила.
Вечер был дождливым, поэтому, предвидя трудности с такси, я вышла из дома заранее. Естественно, прямо у подъезда нахально стояла пустая машина. К дому Луизы Константин я подъехала без четверти восемь. Всегда считала, что приходить раньше – это еще более опрометчивый поступок, чем опоздание. Поэтому, чтобы не начинать наш разговор с неверной ноты, я ходила вокруг дома до тех пор, пока в туфлях не начало хлюпать, а парик не пропитался влагой.
– Квартира пятьдесят пять, – сообщила я, когда наконец предстала перед очами привратника. – Миссис Константин меня ждет.
Луиза Константин оказалась изящной блондинкой лет сорока с небольшим. Здороваясь со мной, она вежливо улыбнулась. Дама, хотя и сохранила миловидность, была на редкость бесцветна. Безжизненный голос. Пустые глаза. Манеры отчужденные. Даже обстановка гостиной была какая-то безликая и пресная.
Заурядная комната, отделанная в бежевых и коричневых тонах. Единственными светлыми пятнами были две ошеломляющие акварели – одна над софой, другая над небольшим комодиком. Вообрази я себя психотерапевтом, сказала бы, что комната, если не считать акварелей (а у меня было большое подозрение, что они созданы покойным и потому не в счет), выдавала мертвенную пустоту, таившуюся за вежливой маской Луизы Константин. Это был дом женщины, которая привыкла сдерживать чувства, которая не верит в риск. Или же она нашла самого бездарного оформителя в мире.
