На левосторонних страницах набранный крупными буквами текст был написан, как я догадался, на арабском языке. На правосторонних страницах текст был приведен в двух колонках — на латинском и на английском языках. Главный текст состоял из коротких стихов (которые я принял тогда за заклинания), перемежавшийся, как казалось, комментариями или инструкциями. Одно из стихотворений особенно поразило меня. Я до сих пор помню его наизусть.
Он — тот, кто грядет, грядет скоро
И приведет он с собою многих,
Ибо многие с ним и сейчас,
И он с ними всегда.
Не бойся и призови его так:
"Ya maloon, ya shaytoon, ya rabb al-mawt
Bismika, bismika, ya rabb al-mawt".
Примерно через каждые пять страниц были напечатаны изображения талисманов — кругов или звезд, заполненных геометрическими рисунками и арабскими надписями. На страницах напротив рисунков помещались инструкции по применению этих талисманов.
Я продолжил чтение, зачарованный странным языком и непонятными магическими заклинаниями. Автор, как я понял из предисловия Окли, был марокканским ученым, известным в средневековой Европе под латинским именем Авиметус (или Ави-мет Африканский). Трактат его являлся малоизвестным классическим произведением, посвященным ритуальной магии. Эта книга оказала сильное влияние на таких авторов, как Иоганн Тритемий и Корнелий Агриппа, а впоследствии осуждена Йоганном Виером за «дьявольские заклинания» и «общение с черными силами».
Я утомился, делая многочасовые записи, поэтому мозг мой с готовностью переключился на относительно более легкое занятие — чтение книги, не связанной с работой. Я читал и читал, не замечая времени, в тишине, в полумраке, забыв о собственной усталости, зачарованный стихами, которых, надо сказать, я почти не понимал.
Перевернув очередную страницу, ближе к концу, вместо пентаграммы или талисмана я обнаружил гравюру. Почти полминуты ушло у меня на то, чтобы осознать ее сюжет, но до сегодняшнего дня я сожалею о том, что увидел ее. Содрогаясь, я закрыл книгу и отшвырнул ее, однако в моем мозгу уже запечатлелись фигуры и формы, наполнившие меня невыразимым ужасом. Это был всего лишь беглый взгляд, но с тех пор, как я разглядел иллюстрацию, я обречен помнить ее до конца жизни.
На гравюре была изображена не восточная сцена, как можно было ожидать. Нет, действие происходило в Европе, в большом храме, со склепами, с тенями по обе стороны широкого нефа. Толстые резные колонны отделяли неф от боковых приделов. Толстый ковер, висевший против алтаря, скрывал из вида восточную часть церкви.
