В основном пили у "Брежнева" или у "Гоголя" и, как правило, своей компанией. Другие люди отчего-то не ловко себя чувствовали в обществе двойников, видимо ощущали себя в музее оживших восковых фигур. Однажды Белкин укушался особенно сильно и принялся читать "Я помню чудно мгновенье" и утверждать, что написал это вчера, вернувшись с одного прескучнейшего бала. Немного протрезвев, хотел, было извиниться, но увидел, что все остальные ведут себя точно так же. Из образов никто не выходил.
А по-настоящему Николаю Васильевичу сделалось страшно, когда застрелился "Ленин". Тогда-то он впервые попал в его квартиру вместе с милицией и понятыми. Все стены дома "Ленина" были увешены красными знаменами, манифестами и декларациями, повсюду громоздились сочинения Маркса, Энгельса и Ильича. Страницы книг были испещрены пометками двойника, а в печатной машинке торчал лист бумаги с надписью: "Не могу смотреть, как гибнет Россия".
Подавленный Белкин закрылся в своей квартире и принялся увязывать в пачки и выносить в мусоропровод полное собрание сочинений А. С. Пушкина, затем сбрил бакенбарды и сам обрезал ножницами курчавые волосы. И стал похож на бритого и стриженого Пушкина. С отчаянием Николай Васильевич смотрел в зеркало и пытался представить себя с другим, обычным лицом. И не мог.
Через месяц он сошел с ума и даже не заметил этого. Остальные артисты театра двойников, в котором Белкин продолжал работать, тоже ничего не заметили.
Как-то раз, приехав под вечер после выступления, Белкин, как обычно, зажег свечи в гостиной и, обмакивая воронье перо в самодельную чернильницу, начал быстро писать вторую часть "Евгения Онегина". Он торопился, ведь до дуэли с Дантесом оставалось меньше месяца, а внутреннее чутье подсказывало: на дуэли победит Дантес...
В дверь позвонили. Шепча строчку, дабы не забыть, Белкин пошел открывать. На пороге стоял высокий мужчина в шляпе и мокром от дождя плаще.
- Здравствуйте, - улыбнулся Белкин, - вы, часом, не от Вяземского?
- Сожалею, Александр Сергеевич, - развел руками гость, - по личному делу.
- Проходите. А жаль, что не от Вяземского, - вздохнул Белкин, - что-то не заходит давно. Вы не знаете, он часом не заболел?
- Кажется, в отъезде.
- Это хорошо, я-то подумал, может, обидел его чем? Вы проходите, проходите. Рад, что Вы зашли, вечер нынче хмурый выдался, Натали снова на балу... Уж как я её прошу не ездить туда! Вы, должно быть, слышали, какая скверна твориться? Вы присаживайтесь, присаживайтесь.
