— Умоляю тебя, дай попить, у меня все горит внутри. — Я повел головой, точно слепец, и повторил: — Дай мне попить, Хранитель. — И обессиленно упал на кровать…
Она остановилась, точно ястреб, внезапно прерывающий свой полет, и быстро убрала кинжал в ножны. Взяла со столика рядом чашу с молоком, поднесла ее к моим губам, вглядываясь в мое лицо глазами, полными такой ярости и страха, что, казалось, они пылали ярким пламенем. Я выпил молоко затяжными глотками, хотя мне и стоило величайшего труда проглотить его.
— Ты дрожишь, — сказала она, — тебе снились кошмары?
— Да, друг, — ответил я. — Мне снилась эта ужасная пропасть и наш последний прыжок.
— И ничего больше? — спросила она.
— Разве этого мало? Какое путешествие — ради того, чтобы поклониться царице!
— Поклониться царице? — озадаченно повторила она. — Что ты хочешь сказать? Ты же клялся, что тебе не снилось ничего другого.
— Да, я клянусь Знаком Жизни, Горой Колышущегося Пламени и тобой, о древняя Царица!
Я вздохнул и прикинулся, будто лишился сознания, ибо не мог придумать ничего лучшего. Перед тем как закрыть глаза, я увидел, что ее лицо — только что розовое, словно заря, — стало бледным и сумрачным, как вечер; мои слова заставили ее задуматься: что кроется за ними? Она все еще сомневалась, потому что ее пальцы то и дело стискивали рукоять кинжала. Она заговорила вслух, обращаясь ко мне, хотя и не знала, слышу ли я ее.
— Я рада, — сказала она, — что он не видел никаких других снов; если бы ему привиделись другие сны да еще он стал бы о них болтать, это было бы дурным предзнаменованием, а мне очень не хотелось бы отдавать человека, который прибыл к нам так издалека, на растерзание псам-палачам; к тому же, хотя он стар и безобразен, у него вид человека мудрого и неболтливого.
Я плохо представлял себе, что такое «псы-палачи», но мысленно вздрогнул; в этот момент, к большой своей радости, я услышал с лестницы шаги Хранителя, услышал, как он вошел в комнату, и, чуть приоткрыв глаза, увидел, как он поклонился.
— Как чувствуют себя больные, племянница?10 — безучастно поинтересовался он.
— Оба без сознания.
— В самом деле? А я думал — они уже пришли в себя.
— Что же ты слышал, Шаман? — гневно спросила она.
— Я? Я слышал звон кинжала в ножнах и отдаленный лай псов-палачей.
— И что ты видел, Шаман, — вновь спросила она, — глядя через ворота, которые ты охраняешь?
— Странное зрелище, племянница Хания. Но я думал — они оба очнулись.
— Может быть, — ответила она. — Вели перенести этого, спящего, в другую комнату, ибо он нуждается в перемене места, тогда как его благородный друг нуждается в просторе и чистом воздухе.
