— Да, все сообщенное вами так странно, что я действительно должен просить милорда возвратиться, чтобы снова разобрать дело. Идите домой и ждите нас; мы опять будем у вас сегодня же вечером или завтра утром.
Распростившись с адвокатом, Сузи вернулась домой с легким сердцем. Весь этот вечер и следующий день она то и дело подходила к окну и смотрела в ту сторону, куда уехали англичане. Она все ждала их возвращения, но они более не возвращались. Я уверена, что расчетливый законовед и не думал сообщать лорду о своей встрече с нашей дочерью и о том, что он от нее узнал. Он сделал свое дело и заработал десять тысяч фунтов стерлингов, а начинать дело сызнова для него значило потерять их.
На третье утро я опять нашла Сузи у окна с тревожным выражением в прекрасных голубых глазах.
— Что ты все стоишь у окна, девочка? — спросила я. — Кого ты еще ждешь? Новых гостей, что ли?
— Нет, не новых, а тех, которые уже были у нас! — ответила Сузи с несвойственной ей резкостью.
— Разве они опять хотели быть у нас? Ведь они уехали совсем, — продолжала я.
Она обернулась, пристально посмотрела мне в лицо и с той же резкостью сказала:
— Они должны возвратиться. Я вчера остановила законоведа на дороге и объявила ему, что ты солгала насчет Ральфа и что он именно тот, кого они ищут.
— Как ты смела… — начала было я с сердцем, но тотчас же сдержалась и спросила по возможности спокойно: — Ну и что же он сказал тебе на это?
— Он обещал привести своего лорда обратно, но, должно быть, обманул меня, иначе они давно…
— Конечно, обманул! — перебила я, обрадовавшись. — Если бы он серьезно хотел найти Ральфа, то, поверь, нашел бы его и без нашей помощи. Но ему это не выгодно, поэтому он и не обратил внимания на твои слова. Можешь теперь успокоиться: ты сделала все, что приказывала тебе твоя совесть, и вместе с тем не лишилась Ральфа.
— Нет, я не могу успокоиться! — воскликнула Сузи. — Разве ты забыла, что грехи родителей взыскиваются с детей?
И наша кроткая девочка начала осыпать меня такими обвинениями и горькими упреками, на которые я никогда не считала ее способной! Слушая их, я, пожилая женщина, совсем растерялась перед этой семнадцатилетней девочкой, которая стыдила меня так, точно она была пастором.
Я совсем опешила и, не зная, что отвечать, вскричала:
— Да для кого все это было сделано, как не для тебя же, неблагодарная девчонка!
— Да за что мне быть благодарной? Разве за то, что вы сделали меня невольной соучастницей в своем преступлении?.. Можно было бы обойтись без лжи и обмана. Ральф меня так любит, что все равно остался бы моим. Перед его отъездом мы обвенчались бы, и если бы он уехал, то, вероятно, со мной. Сделав в Англии все, что нужно, мы оба вернулись бы сюда.
