Внутри у меня все похолодело, и Боэмунд, видимо, почувствовал это. Он успокаивающе коснулся моей руки.
— Кое-кто наверняка начнет распускать по этому поводу слухи, но я нисколько не сомневаюсь, что ты нашел его тело волею обстоятельств.
— Его слуга молил о помощи. Так уж вышло, что я был поблизости.
Боэмунд распрямил спину.
— В этом мире нет ничего случайного. Стало быть, мальчишка должен был найти не кого-то другого, но именно тебя. Скажи, что ты думаешь о смерти Дрого?
Смущенный неожиданной переменой разговора, я никак не мог подобрать нужных слов.
— Трагическая утрата, мой господин. Представляю, как будут скорбеть о нем его товарищи.
— Все это верно, но я имел в виду нечто иное. Как он был убит?
— Ему разрубили горло. Судя по глубине раны, удар был нанесен мечом.
— Да, мне так и доложили. Как ты полагаешь, это турецкий клинок?
Помедлив, я ответил:
— Не могу сказать.
— Зато другие смогут. Если воина убивают в битве, соратники воздают ему почести. Если же он, будучи безоружным, погибает вдали от врагов, его товарищи подозревают предательство — и жаждут отмщения. Уже появились слухи о том, что это сделал то ли провансалец, то ли ревнивый соперник, то ли кредитор, то ли… грек.
Я молча слушал его.
— Если подобные слухи не утихнут, кто-нибудь из моих воинов постарается найти виновных среди тех, кого обвиняют.
— Я буду молиться об их вразумлении.
— Лучше молись о спасении. — Боэмунд пересел немного ниже, закрыв собой залитый лунным светом город, и повернулся ко мне. — Настал решающий момент. Либо мы забудем все обиды и объединимся под знаменами Бога, либо падем жертвой собственной глупости. Судьба Дрого не должна стать для нас камнем преткновения. — Он с такой силой ударил кулаком о ладонь, что вспугнул сидевшую неподалеку сову. — Если у нас начнутся внутренние раздоры, мы станем легкой добычей для турецких стервятников.
— Ты мог бы сказать своим…
— Никакие мои слова не возымеют действия, их успокоит только правда. Это наше единственное спасение. Вот почему я сказал, что в мире нет ничего случайного. Я нередко видел тебя возле Татикия. Ты не столько писал, сколько присматривался и прислушивался к происходящему. Я знаю, что ты исполняешь здесь некую миссию, о важности которой никто не догадывается, даже этот глупый евнух. Мне известно также, что у себя в городе ты пользовался репутацией человека, способного узревать истины, сокрытые от других людей. — Боэмунд криво улыбнулся. — Герцог Лотарингский и его брат готовы в этом поклясться
